— Я тебя спрашиваю али нет?.. Почем товар?
— Вам это не подойдет, милейший, — небрежно бросил продавец.
У Макара на лбу вздулась жила. Он придвинулся ближе к прилавку и, присутулившись, спросил, впиваясь прищуренными глазами в продавца:
— Я тебя спрашиваю?.. Чего ты зазнаешься-то?..
— Двадцать семь рублей-с. Это берут господа на фраки и на сюртуки-с!..
Макар шумно распахнул пиджак, вытащил из внутреннего кармана туго набитый бумажник. Швырнув на прилавок радужную сторублевку, он крикнул:
— Ты лишку-то не рассусоливай, а режь давай мне три аршина на портянки!
К ним подскочил кругленький, лысый хозяин. Он грозно глянул на продавца и, улыбаясь ласково, заговорил с Макаром:
— Пожалуйте, сударь! Сколько вам?.. Три аршинчика-с?.. Сию минуту.
— Три! А ты бери скорее, — обратился он к человеку в золотых очках, — а то я весь кусок откуплю.
Хозяин быстро отмерил Макару сукно.
— Разрежь надвое! — приказал Скоробогатов, присаживаясь на стул и стаскивая с себя приисковые тяжелые сапоги. Он размотал холщевые портянки, навернул на ноги сукно, обулся, а портянки, скомкав, бросил продавцу за прилавок:
— На тебе фрак! Вздумал еще мне говорить поперек, щучья ты вонь. Я тебя могу купить и продать, мелюзга аршинная!
Забрав покупки, он гордо вышел из магазина.
Наталью этот поступок не удивил. Она только внутренне смеялась, видя бахвальство Макара, растерянность продавца, глупо улыбающееся круглое лицо хозяина.
Из магазина Макар поехал к себе домой. Наталья удивленно проговорила:
— Куда ты погнал?.. Довези меня до дому-то!
— Где он у тебя дом-то?
Это вышло у него как-то сердито и укоризненно.
У Натальи дома не было. Она думала остановиться у тетки Арины. Слегка краснея, она сказала:
— Не всем же такими богатыми быть, как вы! — Потом спокойно и твердо добавила — Слушай, не дури, не издевайся! Остановись! Я вылезу. Уйду отсюда пешком.
— Заедем ко мне, — решительно сказал он и погнал лошадь еще быстрей.
— Зачем?..
— Просто так, я хочу так!
Макар искоса посмотрел на Наталью и подумал: «Почему бы мне и не жениться на Наташке?» Эта мысль его как-то обогрела. Он вспомнил ее ласковые глаза, умные разговоры… Макар придержал лошадь, бросил вожжи на бричку и тихо заговорил:
— Все-таки, Наташа, ты зря от меня сторонишься!
Наталья удивленно взглянула на него. Перед нею был прежний Макар — ласковый, прямодушный, сильный. Она промолчала. Скоробогатов, потрогав ее руку продолжал:
— Плюнь, не сердись! Ты думаешь, я с Фимкой?..
— Отстань ты со своей Фимкой. Каждый человек сам себе хозяин! Если я захочу, кто мной распорядится? Я вольный человек. Пусть хоть бы мы с тобой были венчаны, всё равно не имею права связывать тебя и заставлять любить меня… Любовь, Макар Яковлич, приходит сама, когда люди уважают друг друга!
— Не пойму я тебя…
— И не понять тебе меня, потому дороги наши с тобой разные! Я простая, рабочая, а ты…
— Ну и что же? — хвастливо сказал Скоробогатов и пожалел, что ответ вышел грубый. Ему хотелось сказать Наталье что-то ласковое. Он чувствовал уважение к этой женщине. Он даже усомнился, что это — Наталья, та самая девушка, с которой он бывал иногда груб.
«А кто тут виноват?» — подумал он, но ответа, на это не нашел. И снова вернулась мысль: жениться на Наталье. Кто ему запретит?.. «Будущий ребенок. Стыд от людей… — подумал он. — Взял любовницу, да еще с приданым»…
Он не заметил, как подъехали к дому.
— Давай, Наталья, вылезай! Зайдем к нам, попьем чаю, а потом я тебя увезу.
В голосе и глазах Скоробогатова были простота и добродушие. Наталья удивилась и, бессознательно повинуясь, вошла во двор. Их встретила Полинарья, подозрительно взглянув на Наталью.
— Это кто такая?.. — спросила Полинарья.
— Наталья, наша приисковая.
— А зачем она к нам заявилась?..
— Зачем? Просто ехали вместе, ну и заехали! Давай ставь самовар — чай пить будем! — почти раздраженно ответил Макар, распрягая лошадь.
Полинарья поджала губы и с ехидцей процедила сквозь зубы:
— Еще этого не хватало, чтобы ты своих руднишных девок в дом приводил.
Макар виновато улыбнулся Наталье, грозно взглянул на мать и торопливо повел лошадь в конюшню. Наталья же вскинула на плечо сундучок и быстро вышла, провожаемая словами Полинарьи:
— Моду нашел — приисковых лахудр…
Последних слов Наталья уже не слыхала. Не помня себя, она прошла до узкого переулка и скрылась за поворотом.
Когда Макар вышел из конюшни, он в недоумении остановился, отыскивая взглядом Наталью.
— Она где? — спросил он мать, которая стояла на крыльце, воинственно подбоченясь.
— Ушла!
Прихмурив брови, Макар взглянул на мать и быстро выбежал за ворота, но Натальи уже не было. Он злобно сжал кулаки и, подбежав к воротам, с яростью ударил. Они распахнулись.
— Ты это чего буянишь?..
— Мама! — втянув голову в широкие плечи, придушенно крикнул Макар. Он, как вкопанный, встал посреди двора, грозно сверкая глазами. Его нижняя челюсть выдалась вперед, обнажая ряд крепких зубов.
— Чего ты бесишься?.. Я тебя спрашиваю? — повторила Полинарья с той же спокойной и ядовитой усмешкой.
— Мама! — снова крикнул сын и выругался. Этот выкрик был похож на рев подшибленного зверя. Макар тяжело опустился на плаху возле поленницы и схватился за голову, запустив пальцы в густые волосы.
Вечером Полинарья рассматривала покупки Макара и, вдоволь налюбовавшись, бережно их свернула и запрятала в сундук. А Макар неподвижно, вниз лицом, лежал на сеновале. Много он передумал за этот вечер. Ему казалось, что от тела его оторвался кусок. Он едва сдерживал рыданья, крепко стиснув зубы. Он сам не понимал, что с ним случилось. То он хотел вскочить, бежать, разыскать Наталью, ту Наталью, которая теперь светилась в его сознании каким-то ласково манящим огоньком. То он вспоминал холодные, отчуждающие слова: «Я просто рабочая, а ты»… и тогда приходили другие мысли:
«А в чем я виноват? Ведь не я… Мать… Да ведь и на самом деле она мне не пара. Я же сейчас в силе… Мое будущее — большое…»
Перед рассветом, разбитый, измученный, он ушел из дому. Побродив по пустынным улицам, он зашел к кабатчику Ефимовичу, сел за стол и потребовал водки.
Слушая бойкие разговоры картежников, он позавидовал их веселью. Выпив несколько рюмок, Макар придвинул стул к игрокам и стал следить за игрой.
XVI
Восемь суток — день и ночь — пьянствовал Макар. Напившись он буйствовал, бахвалился. Играя в карты, выбрасывал на стол деньги, как никчемные бумажки… А когда трезвел, ему хотелось сунуть куда: то голову, чтобы забыться, освободиться от гнетущей тоски. Дома он эти дни почти не жил. Ему хотелось найти такое место, где бы не преследовала его мысль о Наталье. Иной раз он задавал себе вопрос:
— С чего бы это? — и не находил ответа.
На девятый день к вечеру приехал с рудника Яков,
— Где Макар?..
— Полюбуйся, — утирая красные, распухшие от слез, глаза, ответила Полинарья и указала в соседнюю комнату. Макар лежал на мягком диване, свесив руку и ногу. Лицо его было красное, опухшее. Широкая грудь его поднималась — он, тяжело дыша, мертвецки спал.
— Все время из дому куда-то пропадает!.. Привез какую-то руднишную девку… Должно быть с ней колобродит, — рассказывала дрожащим голосом мать, — приходит домой — ни тяти, ни мамы.
Яков вышел, крякнув. Распрягая лошадь, он заметил, что в конюшне нет Макаровой лошади.
— А где мухортый?
Полинарья промолчала.
— Где, говорю, жеребенок-то? Тебя я спрашиваю?..
— А кто его знает! Пятый день как не стало лошади.
Яков, как пришибленный, присел на приступок крыльца. Потом вскочил и почти бегом бросился в амбар. Там он не досчитался выездной сбруи. Его серые глаза злобно расширились. Он еще раз пробежал в конюшню, не веря себе, еще раз заглянул туда, где всегда стоял его любимый мухортый.