На самом деле чаще всего дураки — это как раз те, кто молчит, а вам нужно набраться храбрости и без колебаний задавать вопросы о непонятном.
Но тут есть тонкость — преподаватели могут начать объяснять вам так, что вы снова ничего не поймёте, и очень часто не будете понимать потому, что вам будут объяснять не словами родного языка, а «научными» словами, о которых мы уже начали говорить. Поэтому требуйте объяснять вам непонятное на родном языке!
Дело в том, что родные слова позволяют по своему корню не просто сходу понимать производные от этого корня понятия, а даже чувствовать их. Вот, скажем, слово «след». Ведь еще в детстве отец мог показывать вам следы кошки или собаки, и вы понимали, что след — это что-то, что позволяет узнать о присутствии того, кого сейчас не видно. А мать вас могла ругать за то, что вы без спросу взяли конфету, а на ваш отказ, мать могла показать вам на следы ваших грязных ботиночек, ведущих от двери к столу. И вы понимали, что след — это что-то, что позволяет узнать о скрытом явлении или действии. И когда вы взрослели, то вам начинали встречаться понятия «следовать», «следствие», «исследовать», «наследство» и т. д., включая «послед». Но вы, по ассоциации с образом видимых вами с детства реальных следов и личным, еще детским, опытом применения слова «след», без толкового словаря, а просто по паре дополнительных моментов, понимали, о чем или о ком идет речь. Корни родного языка — вот, что главное!
А что сегодня происходит на самом деле? Я уж не буду говорить о хлынувших в русский язык в последние тридцать лет английских словах, типа «менеджер» и прочие «девайсы», тупо используемых глупцами, стремящимися казаться умными. Повторюсь: ведь если дураку запретить употреблять иностранные слова, то как другие поймут, что он умный?
Вот читаю у романиста, то есть человека, пишущего для всех, у В. Пелевина: «…дискурс должен быть максимально простым, потому что люди вокруг всё глупее, а вот гламур должен становиться всё сложнее, потому что чем люди глупей, тем они делаются капризней и требовательней». Сразу видно — умный пишет! Простой дурак ведь эту же заезженную мысль выразил бы: «…речь должна быть предельно простой, потому, что люди вокруг все глупее и глупее, а вот внешний блеск речи должен становиться все ярче, потому что чем люди глупей, тем они делаются капризней и требовательней». А тут — «дискурс», «гламур»! Сразу видно — писал человека большого ума!
А вот журналист дает заметку о профессионально-техническом образовании в Белоруссии и, естественно, не может просто, по-мужицки и некультурно написать, что подготовленные в Белоруссии и продавцы вина, и торговые зазывалы требуются во всем СНГ. Нет, он пишет: «А что касается редких кадров кавистов и сомелье, то за белорусскими ребятами стоит очередь покупателей со всего постсоветского пространства. По мнению руководства страны, время диктует свои приоритеты, поэтому нужно подумать о подготовке шопперов, социо-билдеров и иных востребованных специалистов».
С современными «умными» понятно, но что, к примеру, нам, русским, дает, пусть и ставшим за несколько столетий абсолютно привычным слово уже мертвого латинского языка — «директор»?
Что при этом слове возникает у вас в подсознании? Пузатый тип, который ездит на работу на персональной машине, и в приемной которого сидит секретарша? И всё?
Да, разумеется, сегодня слово «директор» нам привычное, оно полностью обрусело, но ведь оно и сегодня не вызывает у русского человека ни малейших ассоциаций ни с каким иным явлением или обстоятельством. А подумайте — зачем это слово, если в русском всегда существовал и существует простой его аналог — «управляющий»?
Вы спросите, какая разница, как говорить, раз мы уже привыкли к слову «директор»? Есть разница! Вот вы придете к директору за решением вопроса того предприятия, которым он управляет, а директор вам заявит, что он не может решить этот вопрос, поскольку инструкция это запрещает. И какие у вас возникнут ассоциации? Никаких! Черт его знает, может «директор» — это тот, кто просто действует по инструкции? А какие у русского человека в этом случае возникнут ассоциации к «управляющему»? А к управляющему сразу же последует вопрос: а кто управляет предприятием — ты или инструкция? Касса кому выдает зарплату управляющего — тебе или инструкции?
Причем, у нас в нашем языке одни и те же иностранные слова используются и тогда, когда нужно назвать совершенно иное явление. Вот я выше употребил слово «ассоциации». А зачем нам это слово? Его единственное значение в латинском языке — вступить в товарищество, так ведь есть же слово «товарищество», на кой черт в русском языке еще и слово «ассоциация»? Но ведь выше я вёл речь не о товариществе, я ведь употребил это слово в значении, как следует из словаря, «связи идей, понятий, представлений, вызывающих друг друга». Так, что — мы не в состоянии сказать «связь мыслей» и не лезть за разъяснениями слова «ассоциации» в словарь, поскольку само русское слово «связь» показывает русскому человеку, что имеется в виду. Разве плохо звучит уже написанное мною выше предложение: «А какие у русского человека возникнут ассоциации при слове «управляющий»?», — если написать его: «А с чем свяжет русский человек слово «управляющий»?». Предложение стало даже короче, поскольку в нем только русские слова в русском предложении. Как сообщают специалисты, русский язык достаточно информативен, скажем, в романе Толстого «Война и мир» около 460 тысяч слов, а в его переводе на английский — на 100 тысяч больше.