Когда рабочий день окончился, комиссия в полном составе проследовала в трактир Диколаева. Вся, кроме Страхова. Он видимо злился. Впрочем, попрощался он с Рожновым с обычной вежливостью. Несносный человек. Упрямец. В трактир со всеми он ходил, только когда ему удавалось настоять на своем и завернуть не нравившихся ему кандидатов. В этот раз в трактир со всеми он не пошел, а сразу в угрюмом настроении поехал домой, решив сегодня же направить жалобу в вышестоящие инстанции на председателя главной логопедической комиссии. Он уже сам не помнил, какая по счету это жалоба. Но все же он поехал домой, чтобы ее написать и отправить куда следует. Он чувствовал, что так ему будет спокойнее.
Трактир Диколаева был единственным местом на правительственной улице, где можно было поесть. Но поесть здесь можно было только работникам государственных учреждений. Кроме них, сюда по негласной договоренности пускали также и многочисленных кандидатов на государственные должности — как удачливых, так и неудачников. Для этих была отведена особая комната, где неудачники моментально и вдрызг напивались. Их горькие песни и жалобы на судьбину постоянно звучали в огромном помещении трактира, разделенном на несколько больших комнат. Временами допившиеся до умопомрачения неудачливые кандидаты врывались в комнаты, где пировали государственные чиновники, и устраивали там свалку. Случались и трагические происшествия. Так, один кандидат, вышед из трактира, пустил себе пулю в сердце. Пьяная кандидатова рука тряслась, и пуля угодила в металлическую пуговицу. Отразившись от пуговицы, эта шальная пуля залетела в окно соседнего ведомства и попала в голову многострадальному чиновнику, который уже тридцать восемь лет трудился на этом месте без повышения и семнадцать раз подавал рапорт об увольнении, однако так и не был увольняем потому, что на его место не находилось желающих, — больно низка и грязна была должность. В качестве наказания убийцу посадили на место убитого. Говорят, за четыре года работы бедняга уже восемь раз подал рапорт об увольнении, но ему все отказывают. В обеденное время он подходит к окну и с тоской смотрит на двери трактира, надеясь, что кто-нибудь в шинели с металлическими пуговицами сейчас выйдет, вытащит пистолет, направит его себе в сердце… Однако в трактир людей с оружием больше не пускают.
Сам Диколаев когда-то тоже был кандидат. Он работал механиком на нефтебазе, работал спокойно и без треволнений, но тут Партия выискала его среди прочих механиков и призвала. Диколаев уперся. Ему нравилась его работа. Партия настаивала. Предложила ему хорошее место советника на заводе. Диколаев отнесся к этому спокойно. Тогда Партия пересмотрела свое первоначальное намерение. Она предложила Диколаеву должность директора нефтебазы, на которой он работал. Диколаев долго думал. Мучительно советовался с женой. Пил. Партия настаивала. Диколаеву приходили официальные письма на бланках. Являлись делегации закованных в костюмы мужчин, которые проходили в крохотную гостиную и там молча просиживали часами, сверля Диколаева укоризненными взглядами. Наконец, Диколаев сдался. Тут оказалось, что он не член Партии, и его тотчас же в Партию приняли. Быстренько провели предварительные слушания и выяснили, чтó он не выговаривает. Он был отправлен на речеисправительные курсы, и там началось самое ужасное. Среди ночи Диколаева поднимали и заставляли повторять: «На носу гнездо, в гнезде птенец, у птенца ножки. Сонный гонщик стонет во сне, гоня вагон. Африканского гну носит по саванне».
— Африкадского гду досит по савадде, — упорно твердил Диколаев.
Его трясли за плечи и кричали в лицо:
— Гну, Николаев! Гну! Повтори!
— Гду, — говорил Диколаев.
— Сволочь, — говорили ему, сдаваясь, и уходили, а он валился обратно на постель и засыпал глухим сном испуганного человека.
Через три месяца его выпустили. Он был уже не тот. Навыки механика он растерял под свирепыми затрещинами, а слова продолжал выговаривать так же, словно и не проходил никаких курсов. Видя его неуспехи, его уволили. Куда идти? Он решил открыть трактир. Помогли другие кандидаты, с которыми он учился на курсах и которые стали большими людьми. Он открыл свой трактир на правительственной улице и стал лупить с захожих чиновников трехкратную цену. Ему это прощали — в трактире готовили вкусно и закрывались поздно. Сторонних людей сюда не пускали. За всем присматривал сам Диколаев — большой, хмурый и нелюбезный. Многие считали, что его давно пора посадить за решетку, потому что он не соблюдает ценовой политики. Но все сходило Диколаеву с рук — у него были высокопоставленные заступники.