— Что Вы там смотрите, молодой человек?
Я поднял голову, и увидел, что татарка уже стоит рядом со мной с заполненной анкетой.
— Вы были заняты, поэтому побоялся спросить. Извините. Я хотел узнать номер отдела кадров, чтобы сразу позвонить.
— Номер есть у двери. Вот сюда смотрите — недовольством так и разило.
Она начала мне показывать на образец заполнения анкеты. Особо и не слушал, но нужно было выразить полное понимание ситуации, от того только и делал, что кивал и мычал.
«Кабинет тридцать два, Юргин Дмитрий Иванович».
Я повторял вновь и вновь, боясь забыть. К тому моменту уже прошло 15 минут с того времени, как зашел в следственное управление. Нужно спешить!
— Теперь все понятно. Спасибо Вам. Как заполню анкету, тут же приду. Большое спасибо!
Я улыбнулся и выбежал из кабинета.
— До свидания.
Стоило выйти из кабинета, как тут же раздался звонкий смех, но меня это нисколько не волновало.
Я огляделся вокруг. Как же мне попасть, судя по всему, на третий этаж? Возвращаться в центр ко входу?
Иногда в зданиях делают лестницы по концам этажа на случай пожара. Быстро прошмыгнув мимо отдела кадров, я дошел до конца коридора, где виднелась подходящая дверь. Ручка сразу поддалась и дверь поприветствовала легким скрипом.
Лестничная площадка оказалось не такой уж и большой — как в хрущевках. Вся мрачность и запустение говорило о том, что она практически не используется. Быстрыми шагами я оказался на третьем этаже, и также спокойно потянул дверь. К счастью, она поддалась.
Третий этаж отличался от первого. На весь коридор и до самого конца расстилался огромный мягкий красный ковер. Было достаточно тихо несмотря на то, что все двери были слегка приоткрыты. Лишь слышались тихие разговоры да стук пальцев по клавиатуре. Следствие работает. Следствие бдит и пишет.
По бокам на стенах висели лампы, освещавшие коридор до самого конца. Если делать сравнение, то, казалось, что именно на этом этаже снимались все фильмы о сороковых и пятидесятых годах.
Благодаря ковру, движения оставались бесшумным, и я без каких-либо происшествий добрался до тридцать второго кабинета.
— Вам понятны Ваши права?
— Да, поняты.
Дверь в желанный тридцать второй кабинет, как и везде, была слегка приоткрыта. Не составило труда узнать оба голоса: первый голос принадлежал тому мужчине, с которым на улице разговаривал адвокат, а второй голос принадлежал Диме.
— В таком случае, Дмитрий Геннадьевич — этот голос уже принадлежал адвокату — Вам следует написать явку с повинной, поскольку в этом случае Вам не смогут назначить максимальное наказание за преступление. Будет учитываться как смягчающее обстоятельство.
— Слушайте своего адвоката, Дмитрий Геннадьевич. Его Вам для того и назначили, чтобы помогать. И в объяснениях я укажу о том, что никакого давления на Вас не было во время оперативно-розыскных мероприятий.
— Но я же не виноват. Меня подставили. И не хотел ничего устанавливать. Меня же заставили.
— Вы же просто испугались. Вот и все.
— Испугался, но меня заставили.
— Дмитрий Геннадьевич. Нет дыма без огня. Есть видео, есть свидетельские показания — уставшим голосом говорит следователь — а Вы еще пытаетесь сопротивляться. Просто признайтесь в содеянном. Или Вам так хочется посидеть с операми в комнате допроса? Не боитесь, что после этого спина заболит?
В кабинете возникла тишина.
— Хорошо — в голосе Димы отразились нотки сломленности и слабости.
В кабинете послышался звук передаваемой бумаги, и щелчок автоматической ручки.
— Вот явка с повинной. Необходимо поставить здесь подпись. Я пока закончу Ваши показания.
Дима совершает большую ошибку! Почему он должен сознаваться в том, чего не делал?
Я резко открыл дверь и вошел в кабинет.
- Нет, Дима, не пиши это. Дело развалится, у них ничего не выйдет.
С большим удивлением на меня посмотрело две пары глаз — адвоката и следователя. Как я и подумал с самого начала — следователем оказался именно тот мужик, с которым адвокат разговаривал на улице. А у Димы взгляд был сломленный и безучастный. Он совсем не удивился моему появлению.
— Дима, не пиши. Они выбивают из тебя признательные показания.
— Вы кто такой, и кто Вас сюда пустил? — строгий голос следователя не дал мне закончить свою тираду — Представьтесь немедленно.
— Я Сибиряков Петр Евгеньевич. Являюсь близким другом Дмитрия Геннадьевича. А потому могу быть свидетелем. Я очень хорошо знаю Диму. Он не совершал того, что Вы пытаетесь ему вменить. На него надавили оперативники.
— Дежурного ко мне — тихим голосом сказал следователь по стационарному телефону, а затем обратился ко мне — Вы не должны здесь находиться. Вы никто, и не вмешивайтесь. Сейчас придет дежурный, и Вас сопроводят на улицу. Только от того, что Вы являетесь другом Дмитрия, я не буду поднимать вопрос о нарушении тайны следствия и законности Вашего присутствия здесь.
— Дима, пошли.
— Идут следственное действие.
Адвокат с интересом наблюдает за происходящим. Не хватало только дать ему попкорн в руки.
— Вы разве не понимаете, Петр Евгеньевич, что Вы нарушаете тайну следствия? — голос следователя с каждым сказанным словом наполнялся нотками злости, появилась угроза. Стоит признать, не смотря на всю мою дерзость, вел он себя спокойно и сдержанно — и за это могут быть последствия?
Я посмотрел на Диму, который до сих пор находится где-то в прострации. После пары шагов в сторону Димы, передо мной возник следователь.
— Ждать и разговаривать будете на улице.
— Постойте — адвокат посмотрел на меня — он может быть свидетель по делу. По характеризующим данным. Более того, он был накануне с подозреваемым. Вы не сможете его не допросить. Мы несколько раз отобразим его имя, и прокуратура обяжет Вас его допросить.
Следователь цокнул языком.
— Хорошо. Вернемся к этому позже. А сейчас, Вам необходимо покинуть здание. Я Вам не намерен сегодня допрашивать.
— Дима — я не обращал внимания на следователя — ты что-нибудь уже подписывал?
Дима кивнул.
Ну все. Парень отработан, жернова активированы, делу дан полный ход.
В кабинет зашел сотрудник полиции, но это был не тот дежурный, который сидит на контрольно-постовом пункте.
— Проводи этот парня — следователь показал на меня и кивнул дежурному — на улицу.
— Составить протокол?
— Не надо — следователь отмахнулся — просто выпроводи его. Можешь подзатыльник дать.
Не сказав больше ни слова, дежурный подошел ко мне. Я почувствовал сильный удар по голове.
— Что вы себе позволяете? — невольно обхватил голову руками — без Димы никуда не пойду, разве не понятно? Он уже подписал все необходимое. Отпустите его.
Нервная система была на пределе. Как мне стоит поступить? Что делать?
— Дима, пошли — я еще раз обратился к нему, но он молчал.
Рука взорвалась сильной болью.
— Пошли, иначе хуже будет. Что за детский сад.
В последний раз окинув всех находящихся в кабинете, я последовал за дежурным. Он сопроводил до контрольно-постового пункта, где на меня удивленными глазами смотрел знакомый дежурный.
— Этот парень был у Димки.
— Он заходил, и говорил, что ему надо в отдел кадров — уполномоченный на контрольном пункте ненадолго замолчал, а потом продолжил — но он что-то говорил, что ему надо встретиться со следователем, а затем отказался от своих слов.
— Его друга сажают.
— Вот, зараза. Протокол составлять будем?
— Да не, пускай идет.
Турникет пискнул, ознаменовав свободный выход, и меня проводили на улицу, которая встретила множеством людей, снующих то туда, то сюда. Дверь позади с лязгом закрылась, ударив по моим нервам. За ней остался мой друг.
Я был опустошен, мысли не связывались, сердце болело. Ноги подкосились. Уперев локти на колени, я закрыл лицо руками. Что делать? Как поступать? Ответов нет. Ничего нет.
— Парень. С тобой все в порядке? — кто-то потрепал мое плечо— скорую вызвать? Голова кружится?
— Нет, все нормально — я отмахнулся и поднял свой взгляд.
На меня смотрел пожилой человек. На вид ему было лет шестьдесят, невысокого роста, подтянутый, с добрыми чертами лица. Голова была усыпана седыми волосами, бородка недлинная, но аккуратная. Яркие светящиеся янтарные глаза притягивают и вызывает сильный интерес. Они живые, словно принадлежат ребенку, который видит в каждой мелочи волшебство. Чем дольше смотришь в его глаза, тем сильнее возникает чувство рассказать ему о проблемах и мыслях, пытающих голову, травящих душу. Старик улыбнулся мне, и протянул руку. Убрав руку, я самостоятельно встал рядом с этим странным и загадочным типом.