Боль в руке распространилась вниз до локтя и вверх до подмышечной впадины. Капли пота скопились на бровях, и одна стекла по крылу носа. Печать силы, казалось, сама стала пламенем. Она жгла ее руку, и Чимойз чувствовала запах паленых волос и жареного мяса.
Она взглянула вниз на наконечник печати силы с удивлением. Она часами слушала о том, как люди отдают дары, и почти все из них в какой-то момент кричали от боли. Некоторые говорили, якобы боль от печати силы невыразима, непереносима, но по мере того как рука Чимойз горела, она чувствовала, что в силах переносить это.
Она закрыла глаза, сосредоточилась на своем короле и на людях, которых она любила. Боль вспыхнула с такой силой, что вдруг ей показалось, будто вся ее рука объята пламенем. Она стиснула зубы.
Я могу это перенести, говорила она себе. Я могу это перенести.
Но внезапно боль расцвела сотнями огненных языков. Казалось, каждый мускул ее тела внезапно скрутила судорога, так что вся она скорчилась от боли, гораздо более острой, чем она когда-либо могла вообразить. И хотя она хотела громко застонать, только слабый звук сорвался с ее губ.
Мир Чимойз почернел.
Глава тридцать третья
По стопам отца
Обязанность каждого человека — строить свою жизнь так, чтобы для наследников было одновременно и честью, и вызовом пойти по стопам своего отца.
Боренсон, Миррима и Сарка Каул скакали прочь от линии опустошителей, оставляя милю за милей между собой и марширующей ордой, которая протянулась от горизонта до горизонта.
Сарка Каул уставился вперед, взгляд его был рассеянным.
— Есть хорошие новости и плохие. Радж Ахтен и Королева Лоуикер заключили союз. Они позволят войскам войти в Каррис с севера в надежде, что все погибнут, оставив половину Рофехавана открытой для завоевания. Но даже они не догадываются, какую помощь может принести ночь.
— Ха! — Боренсон рассмеялся в полном восторге от того, что Дзйс — его советник. — Ответь-ка, друг, что скажет твой Государственный совет, когда обнаружит, что ты продаешь их секреты?
— Для таких, как я, есть только одно наказание — смерть, — ответил Сарка Каул. — Сначала они подвергнут мучительной смерти мою сестру-близнеца. Это медленный и трудоемкий процесс. Когда сознания объединены, это больше, чем просто общая память. Я буду видеть то, что видит она, чувствовать то, что она чувствует, слышать то, что она слышит до самого последнего момента. Когда она умрет, вполне вероятно, я тоже умру вместе с ней, потому что нельзя рассчитывать остаться в живых после того, как будет разорвана связь столь тесная, как та, которая связывает нас.
Боренсон молчал, устыдившись своего смеха.
— Прости, — сказал он наконец.
— Это не твоя проблема, — сказал Сарка Каул. — Я заключил эту сделку очень давно. Как раз сейчас моя сестра-близнец лжет Совету, говоря, якобы ты бросил меня в океан и я мотаюсь по волнам, уцепившись за кусок дерева. Моя единственная надежда, что я проживу, чтобы помочь руководить тобой до сумерек.
— А я надеюсь, — сказала Миррима, — что Совет никогда не узнает, что случилось, и что твоя сестра сможет сбежать.
Они отъехали недалеко, когда встретили одинокого всадника, мчащегося галопом на юг по равнине. Сразу было видно, что это Рыцарь Справедливости, одетый в старомодную помятую кирасу из северной Мистаррии, а также в черный рогатый шлем с кольчужным воротником, который струился как волосы по его спине, — стиль, встречающийся только среди воинов Кхдуна в Старом Индопале. Он был вооружен богато украшенным копьем из черной липы — поистине королевским оружием.
Он ехал на серой лошади, широко ухмыляясь. Боренсон узнал в нем Сэра Питтса, стража замка из Морского Подворья.
— Что ты собираешься сделать? — окликнул его Боренсон, кивая в сторону линии марширующих опустошителей. — Устрашить их своим нарядом?
— Сцепился с разъяренной чародейкой нынче утром, — сказал Питтс с такой же ухмылкой. — Она сорвала мою кольчугу и прогрызла мой шлем! К счастью, я выскользнул из доспехов, а то она и меня бы съела на завтрак.
Питтс поехал рядом. Очевидно, он взял это снаряжение у мертвого воина и был вынужден надеть то, что было. Через край его седла были переброшены полдюжины щупальцев, отрезанных от ротовых отверстий опустошителей. Они свешивались с седла, как мертвые угри, и пахли, как протухший чеснок.