Человек слушал молча. Стопроцентной уверенности в правоте Прохора Савельевича у него не было. Ни в чем другом, впрочем, то. же.
Капитан продолжал:
– А насчет истории твоей темной и запутанной есть у меня мыслишка. Видывал я таких, на тебя похожих… Сдается мне, парень, что ты ликвидатор…
Гость посмотрел недоуменно. Слово «ликвидатор» ему ни о чем не сказало.
– Ну, в смысле, чернобылец… Что, и про это не помнишь? Едренть, крепко тебя жизнь приложила… Но ту историю я те пересказывать не буду. Может, и никакой ты не чернобылец, а где-то еще под облучение угодил… Был у нас тоже один такой, в пароходстве, с Северного флота демобилизованный – после нештатной ситуации на подлодке, на атомной. Чисто как поросенок опаленный; ни волосинки. Точь-в-точь, как у тебя…
– Его тоже в лесу нашли? Голого, под деревом?
– А ты, едренть, дослушай сначала, а потом юмор шути тут. Я как мыслю: что не захотелось тебе в городе-то жить на пенсию ликвидаторскую или военную, решил к природе поближе податься. На том берегу, откуда ты нырнул к нам-то – заповедник, Нижне-Свирский. Сдается мне, там ты и работал – егерем, или охотничьим инспектором, я в этом разбираюсь не сильно… Но что сейчас не сезон – знаю точно. Зворыкин, правда, по уткам все равно палит – но с оглядкой. Ну а в заповеднике, так там круглый год охота закрыта. Так вот. Думаю, прихватил ты там браконьеров. Они нынче-то отмороженные, в лес на джипярах гоняют, на вертолетах летают, с многозарядками импортными, чуть не с пулеметами, что им правила да сроки… Ну и шарнули тебе по затылку, бросили под кустом – думали, не оклемаешься. А у тебя, едренть, черепушка слишком толстая оказалась. Но память напрочь отшибло. При таком раскладе, ежели прикинуть, где ты к реке вышел, то обход твой был где-то в районе Калачинского урочища… Ничего похожего не вспоминается?
Человек покачал головой. Капитан настаивал:
– Ты сам рассуди: по лесу топал почти целый день – и не заплутал, в болото не влетел – ровнехонько к реке вышел, к людям. Да какой-нибудь городской до сих пор там, на поляне той, под кустом. сидел бы. Глотку бы сорвал, «Ау!» кричавши – и все.
Гость задумался. Действительно, по лесу он шел на редкость уверенно, не сомневаясь, – и уверенность эта казалась тогда сама собой разумеющейся…
Затем ему вспомнился момент в лесной одиссее, который мог поколебать логику Прохора Савельевича.
– Птицы у меня из-под ног взлетели, – сказал человек. – Вроде рябчики… А может и нет. Егерь сразу бы их узнал, не раздумывая.
Капитан разлил еще по одной.
Выпили, закусили и только после этого Дергачев возразил:
– Ерунда. Против солнца взлетели, да упорхнули тут же… Да будь ты городским, ты и слово бы «рябчик» не вспомнил. Им что рябчик, что глухарь, все едино. Кстати, кое-что и проверить можно… Подожди, я сейчас…
Он вышел из каюты, быстро вернулся с ружьем – с тем самым, которым моторист Зворыкин пытался пресечь попытку безбилетного проезда. Протянул гостю.
– Держи. Попробуй разобрать. Только быстро, не задумываясь…
Человек повертел одностволку в руках, переломил, заглянул в патронник – пусто. Подцепил пальцем стальную пластинку, потянул – цевье с щелчком отсоединилось. За ним последовал ствол. Последним на койку лег приклад с ложей.
– Все. Дальше без инструментов никак.
– Ну вот видишь. Вполне знакомое дело.
– Может, я просто охотник-любитель?
– Говорю тебе – не сезон. И вообще – заповедник.
– Ну, тогда браконьер…
– А кто тебе, едренть, по затылку-то вмазал? Медведь лапой? Потом раздел и ружье забрал, да? Инспекторам да егерям незачем такие шутки шутить – им штраф побольше слупить интересно. А в чужие какие разборки мне не верится. Не повезли бы тебя в такую даль, точно тебе говорю. Вот кабы там какое шоссе проходило… Егерь ты, ясный день. Ну а чтобы не кликать «эй, ты!» – предлагаю временно назвать тебя Иваном.
На протяжении этой тирады капитана его собеседник сидел, опустив веки. И, казалось, глубоко размышлял. На деле же он просто смотрел на Дергачева. Смотрел с закрытыми глазами.
Прохор Савельевич при таком способе наблюдения (и при солнечном свете, продавливающемся сквозь веки) выглядел совокупностью ярких пятен, сливающихся в разноцветную фигуру, отдаленно напоминающую контур человека. Одно из этих пятен казалось неприятным чисто физически – пульсирующее, ядовито-оранжевого цвета… Что это было? Какой-то больной орган? Что-то другое? Может, раньше, в позабытой жизни, он был экстрасенсом? Народным целителем? Память – ее осколки, ошметки, клочья – подсказывала, что так быть не должно. Не положено видеть людей с закрытыми глазами. С ним, по крайней мере, не бывало. Фантом, галлюцинация?
– Э-э-э, да тебя никак в горизонт повело, – заметил капитан состояние собеседника. – Намаялся, едренть… Ты хоть слышишь, о чем я те тут толкую-то?
Человек открыл глаза.
– Я – егерь, – сказал он без всякого выражения. – Егерь Иван…
Хотя весьма в этом сомневался.
Глава 5
На закате Руслан вышел за периметр, на берег. Солнце тонуло в озере – протяженном, довольно узком, километра два в ширину, западным берегом уходящим к горизонту. Таких водоемов с кристально-прозрачной водой много тут, в северо-западной, европейской, тайге, что привольно раскинулась на границе Карелии и Ленинградской области (хотя сибиряки, понятно, слово «тайга» к тому, что растет западнее Урала, считают категорически неприменимым). И вправду – не Сибирь с ее полным на сотни верст безлюдьем – куда гуще население и тайга посильнее прорежена леспромхозами.
Хотя именно тут, у Логова, на многие километры окрест жилья не было. Под Питером такого не увидишь: большое озеро, живописное, – и ни одной лодки на воде, ни одной машины на берегах, ни одного купающегося-загорающего, вообще ни малейшего намека на пляж.
Курорт – шишкинские сосны-великаны, свежайший воздух… Северная Швейцария. Но у Руслана настроение было не курортное.
Второй день поисков результатов не принес – прошедший ночью дождь помешал работать срочно переброшенным сюда овчаркам (ягд-терьеры были натасканы брать единственный в своем роде след, прочие посторонние запахи игнорируя). Искали вслепую: три вертолета барражировали над лесом, внимательно исследуя поляны, прогалины, долины лесных речушек – и десантируя небольшие мобильные группы в казавшиеся подозрительными места… Впустую.
К вечеру, как всегда и бывает в таких случаях, вопрос «что делать?» сменился на «кто виноват?». Мастер вину за собой и своими людьми признавать отказался категорически – во всем, дескать, виноваты яйцеголовые спецы Лаборатории, пустившие на испытания ненадежный и слабо закрепленный на башке зверя прибор…
…На воде расходились круги, раздавались чмокающие звуки, панически выбрасывалась из воды мелкая рыбешка – стая крупных окуней вышла на охоту. Руслан пожалел, что не прихватил спиннинг, рыбалка на озере была бесподобная.
Вот так и устроена жизнь – жестоко и справедливо, думал он. Окуни едят мелочь, мы – окуней, а ликантропы… Они тоже жрать хотят.
«Проект W» в своем нынешнем виде появился на свет, когда Руслан еще ходил в школу (комсомольский значок на груди, по утрам – политинформации об очередных победах перестройки). А попав в Лабораторию после училища, молодым лейтенантом, он угодил в сложившийся коллектив, со своими писаными и неписаными правилами и традициями… И секретами.
В секреты вновь пришедших посвящали медленно, осторожно, – и внимательно отслеживали реакцию. Многие оказывались непригодны и отсеивались. Уходили в другие подразделения Конторы, не подозревая, на периферии какой тайны им довелось побывать… Руслан не ушел. Остался. И постепенно, шажок за шажком, узнал все.