Выбрать главу

Дверь, кажется, хлопнула! Идет? Опять, хлопнула, надо вы­глянуть... Нет, это не он! Это Дворник-таджик возле своей будки возится, лопаты достает, чтобы снег расчищать. Заметил меня, заулыбался:

— Салам алекум!

Я ему тоже «Алекум салам» хвостом сделал. А он мне:

— Чего за углом жмешься? Никак хозяин ждешь?

Во, дур-рак! Дур-рак! Даже укусить хочется! Какой он мне хозяин! Нет у меня никаких хозяев и не будет, просто голодный я все время, а он мне пожрать носит. Я и сам не думал, что так получится! Я в тот день, после того как блондина затравили, по двору этому опять пробегал, вдруг слышу:

— Лохматый! Лохматый!

Вижу, Дурачок у подъезда стоит со свертком в руках, а оттуда залах в нос так и бьет, говяжьей печенкой пахнет. Увидел меня, вроде как обрадовался:

— Я тебе, Лохматый, поесть принес, на!

И выложил печенку на газету (килограмма полтора, не меньше).

— Ну, иди, чего стоишь?

А я и в самом деле подходить не решаюсь, а что если это он специально меня подманивает, чтобы рассчитаться (руку я все-таки ему ведь прокусил).

— Ну, Лохматый, иди, иди сюда, не бойся!

Да, не боюсь я ничего, только лишний раз прутом железным в ребра получать не хочется! А вот печенки хочется! Так хочется, что слюнями весь затек. Может, обойдется, прута вроде нигде не видно. Хотя, он, конечно, может меня ногой достать, а с другой стороны, больше одного раза не получится, а я за это время сколь­ко печенки успею сожрать! Когда еще такой случай представит­ся! Решился я, подскочил, глотаю не жуя, давлюсь, а он стоит себе смирно и не думает меня бить.

— Ты, не спеши, Лохматый! Успеешь! Ты теперь от пуза есть будешь, это я тебе обещаю!

Вот с тех пор и носит мне еду каждый день, утром и вече­ром, ни разу не пропустил! То колбасы принесет «докторской», то бедрышек куриных, а то и кусок грудинки копченой, с розовыми прожилками... «фсхьлю» (это я сглатываю, не могу спокойно о еде думать). А однажды я даже в конуре его побывал! Дело было так, сидел я, как обычно, возле его подъезда (сюда, за угол де­вятиэтажки я уж потом перебрался) и ждал свою порцию, смот­рю — выходит, да только в руках у него ничего нет, никакого па­кета! Я ужас как расстроился, все, думаю, кончилась моя сытая жизнь (мне же все наши лютой завистью завидуют)! А он вдруг и говорит:

— Эй, Лохматый! Пошли ко мне в гости! Я тебя со своими познакомлю! Гречневой кашей с гуляшом накормлю!

Я сначала растерялся как-то, ну, а потом пошел, конечно, кто ж от гречневой каши с гуляшом откажется! Надо сказать, кону­ра у него приличная, только запах стоит поганый, котом пахнет! Дурачок повел меня «на кухню» (у них там вся конура на перего­родки разбита) и поставил мне полную миску с кашей на табу­ретку! Я сначала не сообразил, а это, оказывается, чтобы мне не нагибаться к полу, для удобства! Ой, умереть со смеху можно! Да если бы он даже миску к стене привесил, мне б все равно удобно было, я ведь жрать приучен из любого положения. Это у нас каж­дый может и стоя, и лежа, и на лету поймать, не хуже чем в цир­ке! Я видел один раз цирк, «шапито» называется. Внутрь меня, само собой, не пустили, так я в щелочку подсмотрел, интересно ведь! Кого там только не было: облезлый медведь в наморднике в футбол играл, обезьяны в пестрых юбочках зубы так противно скалили, а хуже всех собачки беленькие с розовыми бантиками на спине, они между ног толстой тетки бегали, на задние лап­ки становились, когда она руку с зажатыми кусочками мяса под­нимала. Фу, противно смотреть! Мы за жратву горло друг другу перегрызем, это правда, но чтобы на задних лапках? Никогда! Право это такое наше дворняжье, побоями заработанное, — не ходить на задних лапах! Никогда и ни перед кем! А вот кашу с та­бурета — это пожалуйста, никакой обиды роду собачьему, даже наоборот! Слупил я кашу, само собой, подчистую, вкусно-о-о! Миску я вылизал, чтобы ни крошечки не пропало, а Дурачок мне и говорит: «Ну, а теперь пошли в "большую комнату", с моими знакомиться!» Я даже чуть не поперхнулся, забыл я про «своих-то»! Но, делать нечего, поплелся я за ним, в другую конуру. Там детеныш его по шерстяному такому полу ползает, на диване его самка сидит, ох, и воняет («духи» эта гадость у них называется, б-р-р!), а что всего противнее, рядом с ней, на кресле, рыжий толстый кот развалился! Мордастая скотина, лоснится весь, эх, придушить бы этого гада, чтобы не воображал! А Дурачок меня в конуру войти приглашает.