Однако лицо водилы — ну, прямо Лев Толстой! — было невозмутимо. Дедок лет шестидесяти, казалось, был где-то не здесь и не поддавался всеобщему психозу. Он просто спокойно и уверенно вел свой тарантас. Сначала я смотрел на него и его агрегат с неприязнью и даже отвращением, ни до чего не дотрагивался и старался не замечать терпкого тяжелого духа, исходившего от старика, засаленных сидений, и даже, казалось, грязных стекол авто. Но затем, постепенно пропитавшись всей этой нищебродской аурой, понял, что напрасно грущу, и к удивлению успокоился. Главное ведь было в том, что я живой и здоровый ехал домой, как сам задумал, а поскольку по пути не предвиделось ни одной из станций моей ветки метро, я решил почем зря не тратить нервные силы. А вместо этого смириться и постараться, как возница-дед, воспринимать действительность отрешенно.
Мы ехали, почти не разговаривая и думая каждый о своем под православные песнопения и звон колоколов, доносившиеся из старенькой магнитолы. Почти? Да, почти, потому что иногда, нарушая гармонию внутренней тишины, мне все же приходилось прерывать псалмы и благовесты. Судя по номерам, водитель мой не принадлежал к числу москвичей, и я периодически был вынужден подсказывать дорогу. Слушая же мои прямолинейные указания, дед искося поглядывал на меня и, явно изучая, послушно кивал и заговорчески щурил один глаз.
Наконец, через пару часов мы добрались до места. Помня о риске, я попросил притормозить за пятьдесят метров до дома, и, повернувшись к деду, вдруг в первый раз за все время увидел его лицо очень близко. Теперь мне показалось, передо мной сидел не просто Лев Толстой, а этакий сельский гуру. Что я имею в виду? Что-то верное и правильное сквозило в умудренных жизнью морщинах и самом взгляде старика, будто бы он точно был гораздо лучше, чем я, и мудрее. То есть, я бы назвал его для себя просто — старцем.
И тут же, как только я осмыслил и проникся этой мыслью, мной овладела несвойственная таким, как я, неуверенность, и я буквально засуетился в поисках денег. Однако, не найдя в карманах мелких купюр, с нескрываемой досадой протянул деду бумажку в тысячу. Обычно подобная проездка обходилась мне рублей в шестьсот-семьсот, но ожидать от нищего сдачи, увы, не приходилось. И все же я нарочито подчеркнуто продолжал с надеждой протягивать руку. Жаба продолжала давить, не отпуская.
— У меня сдачи нет, — негромко и как бы предугадывая ход моих мыслей, ответил дед, сверля одновременно меня хитрым взглядом. — И вообще, Микола, мне денег не надо. Иди себе с миром.
Что? Я закусил от злости губу. То есть это он меня так сейчас опускает? Да кто он такой! И вообще, откуда знает, как меня зовут?
— Ну, что вы, — осклабился я в ответ, небрежно кладя купюру на приборную доску, — какая может быть сдача! Вы заслужили свой гонорар хотя бы тем, что не пытались меня грузить по дороге. И кстати, вы часом не телепат? Откуда вам известно мое имя?
— Я много какие вещи знаю, — спокойно ответил дед, поглаживая честно заработанную тысячу. — Ну вот, например, хотя бы то, что ты сам не знаешь, как тебе дальше жить.
Спокойно, спокойно, пробормотал я про себя. На преступника он не похож, на мента тем более. Обыкновенный колхозник, типичный сельский лох. Ну, обладает, может, там какими-то экстрасенсорными способностями, ну и что. Что теперь с этого? Ведь он же не собирается никуда идти с этой информацией? Я уже с нескрываемой злобой сверкнул в него взглядом. Да и кто его вообще станет слушать? Ведь он на бомжа больше похож, чем сами бомжи с вокзала. Несет за три метра! Одно жаль, знает теперь, где я примерно живу. Но не придумывать же с ним что-то только за это?
Старец, широко улыбнувшись, обнажил на редкость здоровые белые зубы.
— Спасибо, мне пора, — решил закончить эту не очень приятную беседу я и приоткрыл дверь машины. — Желаю всех благ и удачи!
— И тебя спаси бог!
Покинув тачку, я вновь вернулся в тревожный и полный опасностей мир и к своему удивлению заметил, что начинаю смотреть на него совершенно иными глазами. Теперь повсюду меня окружала враждебная действительность, и чтобы не проиграть, надо было превратиться в бойца. Подождав, когда машина отъедет, я внимательнее обычного осмотрелся и, убедившись, что "Москвич" со старцем скрылся с глаз, почти бегом преодолел расстояние до подъезда и мышью юркнул в подъезд.
Придя домой, первым делом пока еще не так темно и много народу я наспех выгулял пса и, только закрывшись на все замки, успокоился. Тревожное ощущение близкой беды накатило сегодня как-то особенно сильно. Нет, чего-либо подозрительного и необычного я за весь день не заметил, но чувство абсолютной уверенности в том, что беда где-то рядом, не покидало. Я разогрел еду и налил себе пива. Однако, едва я только успел удобно расположиться у телека и пригубить стакан, зазвонил мобильный. Только бы не он! — пробормотал я, протягивая руку. — Ведь я уже не принадлежу себе нигде! Даже в собственном доме! Как же я его ненавижу!
— Да, Юрий Борисович! — с позитивом выкрикнул я, нажав клавишу "Вызов". — Слушаю вас! Говорите!
— Ты что, блядь такая, делаешь? Не отрываю? — услышал в ответ шипение я.
— Я дома, Юрий Борисович, — продолжал я на своей волне.
— А я не спрашиваю, тварь, где ты! — перешел с шипения на крик Джордж. — Я спрашиваю, что ты делаешь?
— А я, Юрий Борисович, отдыхаю, — лениво парировал я, — рабочий день у меня закончился.
— Ах ты, сука тупая! Закончился? — донеслось мне в ответ. — Ты совсем охуел что ли, клоун? А, ну, быстро, блядь, встал! И немедленно, сука, ко мне!
Я состроил гримасу, но позитива не растерял. А что, может, послать его прямо сейчас? Чего я тут парюсь? Нет, не вздумай, посоветовал внутренний голос, не время еще. Вот как вопросы с деньгами решишь, тогда действуй.
Здесь уместно добавить, что львиную часть зарплаты я получал в конвертике черным налом, так что при увольнении (а так бывало со всеми, кто уходил неспроста) мог получить только те жалкие крохи, за которые расписывался в ведомости. А положенные две штуки грина остались бы в память о PR-директоре в фирме. Так что ссориться прямо сейчас мне было, действительно, не с руки.
— Юрий Борисович, а в чем, собственно, дело? — прибавил я оптимизма. — Если не возражаете, давайте по телефону сейчас все обсудим!
— Нет, блядь, по телефону не интересно! — ответил тот. — По телефону легко! Ты почему, сука, меня не дождался, уехал?
— Мы с Ольгой ждали вас в офисе до девяти, — перешел в атаку я, — это может подтвердить ресепшн. Но если срочно, то могу сейчас быстро на мыло про слона все вам отправить. Вы у компьютера?
Наиотборнейшая брань обрушилась на меня, и я был вынужден отодвинуть от уха трубку. Похоже, Джордж сегодня был, правда, неимоверно крут и уверен в себе. А раз так, то поеду, взвесил я еще раз все "за" и "против". Как ни крути, два косаря на дороге не валяются!
— Я выезжаю… — прервал его неожиданно я, — Скоро буду.
— Так уже лучше, — отозвался Джордж. — Да… Суку эту тоже с собой прихвати! Тоже мне, блядь, понимаешь!
— Какую суку? — поперхнулся пивом я, не въезжая.
— Да, Ольгу, блядь! Ольгу! И быстро, быстро, давай! Полчаса на разбег! А то сгною! И приготовьтесь оба к увольнению!
— А куда? В офис? — не унимался я, отхлебывая.
— В "Рай", тормоз! В "Рай"! Ты что, совсем охуел, что ли? Какой нахуй офис в двенадцать?
Связь прервалась. Я начал набирать коллеге. Но Ольга… Ольга брать не хотела.
— Да, Ник, привет! Что скажешь ты мне в этот поздний час?
— В клуб "Рай" полетим мы сейчас. Нас ждет там Джордж. И всех грозится уволить… Кстати, милая, — добавил я уже в менее возвышенном тоне, — что-то мне подсказывает, что это по поводу слоника. Кстати, он тебе еще не звонил?