Да, чисто теоретически можно было бы пострадать из-за того, что наказание за использование подобной химии, хранение наркотиков и попытку принуждения Забавы с Дашей к сексуальной близости могло бы быть и посерьезнее. Но розовых очков я не носил даже в детстве, поэтому понимал, что род Романовых стоит над законом, и не тратил время на всякую ерунду вроде бессмысленных умствований или рефлексий.
Ну, и еще одной темой, занимавшей мои мысли, были размышления о будущем. Точнее, о тех далеких временах, когда Петр Николаевич уступит трон своему сыну, и новый Император вспомнит старые обиды. Бояться не боялся. Но догадывался, что о визитах на Белогорье придется забыть. И лишний раз оглядываться даже на родном Рубеже. Правда, как следует обдумать веселые перспективы не получилось, так как в это время «ожила» Анна Николаевна.
Сначала расслабленно пробормотала, что у Даши волшебные руки и заявила, что продаст душу за лишний час такого удовольствия. А через какое-то время тяжело вздохнула и подняла весьма интересную тему для разговора:
- Вряд ли я ошибусь, предположив, что вы не раз задумывались о мотивах нашего не самого стандартного отношения к вашей компании, но так и не поняли, что нам от вас надо.
Желания услышать ответ я в ее голосе не почувствовал, поэтому просто пожал плечами. И, вероятнее всего, не прогадал:
- После того, что случилось между вами и нашими детьми, любые, даже самые незначительные недоговоренности могут уничтожить ваше доверие, поэтому я решила расставить все точки над «i». И начну со своего детства. Ты, Даша, наверняка знаешь, что мой отец ушел в отставку с должности командующего Первого Пограничного в чине адмирала. Но это знание – лишь слова, поверхностный и очень приблизительный срез Личности, которую я боготворю до сих пор. А на самом деле папа был Защитником. По духу, стилю мышления и поведению. Да, абсолютное большинство его друзей и знакомых считали, что он излишне резок, бескомпромиссен и принципиален, но мне его мировоззрение казалось идеальным и единственно возможным. Ведь он любил Империю больше жизни, требовал от других только то, что делал сам, держал Слово, чего бы это ни стоило, для семьи и друзей был живым воплощением добра, нежности и понимания, а для врагов самой Смертью.
После этих слов Анна Николаевна ненадолго прервалась, то ли собираясь с мыслями, то ли ненадолго ухнув в прошлое, а потом тяжело вздохнула:
- Нас, своих детей, он воспитывал в том же духе. И небезуспешно – мой старший брат, Владимир, закончил и среднюю школу, и Белогорскую Летную Академию лучшим в потоке, был распределен в Восьмой Пограничный, всего за шесть лет дорос до командира эсминца, а потом погиб. В Левенской Бойне. Прикрыв своим кораблем линкор командующего флотом, как полагалось сыну Защитника. Второй брат, Дмитрий, стал спасателем. Одним из лучших на Кондопоге. А восемь лет назад, уже будучи заместителем начальника городского отделения МЧС, одним из первых прибыл к загоревшимся Миусским окружным складам ракетного вооружения, пробился к солдатам, спрятавшимся от чудовищных взрывов в подвале рембазы, а на обратном пути попал под шальной снаряд. Детство, проведенное рядом с такими мужчинами, не могло не сказаться на моем характере: в моей личной табели о рангах на первом месте стоит долг перед Империей, на втором – верность мужу, третье занимает Татьяна, а любовь к сыну, личные интересы и все остальное отодвинуты на четвертое и далее…
Пока Императрица описывала характер отца, рассказывала о покойных братьях и о своей табели о рангах, я пытался представить себя на ее месте. Получалось откровенно плохо – если жизнь до замужества получалась цельной, насыщенной и счастливой, то после «перемещения» урожденной Вадбольской во дворец не складывалось вообще ничего. Так оно, собственно, и оказалось: