Впрочем, меня все это нисколько не расстроило. Скорее, наоборот – вдумчиво изучая школу, я могла хоть ненадолго, но отодвигать куда подальше воспоминания о маме с сестрой и о времени, проведенном на Фуджейре. Правда, в таком режиме вспышки осознания того, что я не в «Звезде Севера», а на Рубеже, били по перетянутым нервам значительно чаще. Но справляться с приступами безумной радости получалось куда проще, чем с волнами столь же безумной ненависти или отчаяния. Поэтому я вглядывалась во все, что попадалось на глаза, и забивала голову совершенно ненужной информацией, лишь бы не выходить из более-менее стабильного состояния. Скажем, когда на информационном табло «ящерки» замигала пиктограмма, предупреждающая о захвате машины «вражеской» РЛС, сходу активировала оптический умножитель, определила расстояние до станции и выяснила что радиус зоны полной ответственности школы равен двадцати пяти километрам, что впятеро превышало аналогичный показатель моей альма матер. После чего попробовала представить, как учеников этой школы «дрессируют» во время учебно-боевых тревог, да еще и во всех подробностях.
Приблизительно в таком же стиле радовалась и отношению руководства этого учебного заведения к безопасности посадки-высадки учащихся. Когда транспортная плита, над которой зависал флаер во время идентификации пилота, «провалилась» сквозь крышу и потащила нас в подземный ангар, постаралась оценить толщину перекрытий, стен и гермозатворов, глубину залегания первого яруса, количество аварийных выходов и так далее. Потом убила пару минут на расчеты и пришла к выводу, что в этой части школы можно прятаться от орбитальных бомбардировок. А после того, как получила ответы на самые «животрепещущие» вопросы, заставила себя изучить парк флаеров, припаркованных в ангаре. Благо большая часть машин, застывших на посадочных местах, относилась к ценовой категории А+, которую я до этого видела только в рекламных роликах и в Сети. Ну, а в процессе зачем-то пересчитала новенькие «Музы», которые в недавнем беззаботном прошлом считала абсолютным эталоном флаеров для успешных молодых женщин, и голограммами которых «завесила» все стены в своей комнате.
Увы, эта «экскурсия» как-то уж очень быстро подошла к концу, и когда «Дракоша» был опущен на ничем не примечательное место почти в самом конце предпоследнего коридора, пришлось занимать себя более важным делом. В смысле, вглядываться в лица четырех парней и двух девиц, прикипевших взглядами к нашему флаеру, искать соответствующие голографии в новеньком комме и проглядывать прилагающиеся к ним информационные блоки. В результате получилось слегка расслабиться – личностей, которые, по рассказам Локи, могли создать хоть какие-то проблемы, среди встречающих не было.
Пока я готовилась к «первому выходу в свет», Логачев начал воплощать в жизнь свои планы – вместо того, чтобы сходу рвануть здороваться с одноклассниками, вальяжно выбрался наружу, неторопливо обошел флаер, смахнул отсутствующую пыль с правого обтекателя и картинно повел рукой. А когда моя дверь «послушно» поднялась вверх и застыла в крайнем положении, протянул ладонь, помог встать с кресла и подвел к порядком заинтригованным друзьям и подружкам.
- Дамы и господа, имею честь представить вам Дарью Алексеевну Федосееву, Личность, вверившую мне Честь и Жизнь!
Услышав словосочетание, использующееся на Рубеже только применительно к клятве Служения, парни совершенно одинаково вытаращили глаза и завистливо сглотнули, а девушки пошли красными пятнами и опустили взгляды. Ничего удивительного в таких реакциях не было, ведь первые наверняка тоже мечтали о Спутницах. И не факт, что только в далеком детстве. Соответственно, не могли не задохнуться от зависти к «более удачливому сопернику». А вторых, как когда-то и меня, известность и всеобщее уважение к Спутницам волновали куда меньше, чем их абсолютная зависимость от «своего» мужчины.
Само собой, зависть была не единственной и далеко не самой сильной реакцией на «новость». Лично меня больше всего порадовала абсолютная уверенность всех одноклассников и одноклассниц в то, что Локи сказал правду – получалось, что парень, которому я теперь принадлежала, никогда не опускался до лжи!