Осторожно высвободив левую руку из захвата Федосеевой, я бесшумно перекатился к любимой подруге и легонько ущипнул аппетитную округлость. А когда хозяйка этого великолепия проснулась и недовольно засопела, шепотом поинтересовался, нет ли у нее желания полюбоваться нашим новым флаером.
В темпе развернувшись ко мне лицом, Беклемишева утвердительно кивнула, расплылась в предвкушающей улыбке и… вспомнила о Спутнице. Поэтому тяжело вздохнула, обожгла щеку поцелуем-извинением и расстроено прошептала:
- Желание есть. И даже много. Но я от Даши ни на шаг.
Пока я задумчиво пялился в дальнюю стену, пытаясь придумать способ соединить приятное с полезным, Панацея поплыла взглядом, прислушалась к себе и села:
- Пока ты еще тут, сбегаю-ка я в туалет. Жди…
Я согласно кивнул, следом за ней встал с кровати и начал одеваться. Когда Забава вернулась, напомнил ей, что мы, собственно, не одни, и протянул ночнушку. Потом наклонился, подставил щеку под обязательный прощальный поцелуй, выслушал классическое «Фу, какой ты колючий!», взъерошил ей и без того растрепанные лохмы, вспомнил о подарках и умчался к «Дракоше». А после того, как вернулся обратно, разложил по простыне все коробочки и свертки, отодвинул в сторону упаковку с логотипом торгового дома «Дарем» и ткнул в нее пальцем:
- Этот подарок выбрал я. Все остальные – Даша. Делай выводы…
Беклемишева, расплывшаяся было в улыбке, мгновенно посерьезнела, и я рванул в ванную приводить себя в порядок. А через полчаса, одетый, гладко выбритый и благоухающий любимым одеколоном матушки, ввалился в трапезную.
Отец, заканчивавший завтракать, по своему обыкновению, встретил меня коротким кивком, жестом предложил присоединиться и поделился бутербродом с ветчиной размером с две ладони. Я изобразил благодарную улыбку, быстренько налил чаю, плюхнулся на свое место и, наконец, услышал голос главы семьи:
- Видел твоего «Дракона». Вещь.
- А то ж! – так же немногословно ответил я и вгрызся в бутерброд. Прекрасно зная, что он сказал все, что считал нужным, и рассчитывать на продолжение беседы бессмысленно.
Нет, это нисколько не напрягло – он был таким, и перевоспитывать его было поздновато. Впрочем, завтракать в компании отца нам с Забавой нравилось намного больше, чем с мамой. Да, он почти все время молчал, а если и задавал вопросы, то исключительно по делу. Кроме того, в принципе не интересовался подробностями, не заострял внимание на мелочах и не вспоминал все наши прегрешения за последние десять лет. Зато мама не замолкала ни на мгновение и за время любой трапезы умудрялась выжать нас обоих, как лимон. Ее интересовало все на свете – как мы спали, что планируем делать в течении дня, почему выбрали именно эту одежду и так далее. Кроме того, она обожала глумиться над привычкой Беклемишевой ночевать в моей постели, поэтому периодически интересовалась, не пора ли придумывать имя ребенку, которого мы не могли не зачать. При этом любую попытку возмутиться, отшутиться или обидеться неизменно принимала в штыки и включала режим Воспитателя.
Однако ее отсутствие на этом завтраке здорово расстроило – при всей своей холодности и несносности матушка была целеустремленной и упертой до безобразия, поэтому при правильной подготовке могла использоваться в качестве очень весомого аргумента в спорах с членами Совета Рода или его главой. В общем, закончив набивать желудок, я пожелал отцу хорошего дня и рванул к ним в спальню. Вербовать себе соратницу.
Слава всем богам, матушка была уже одетой и заканчивала наводить красоту. Поэтому я чмокнул ее в подставленную щечку, стоически перенес шквал стандартных вопросов и, дождавшись первой же паузы в бесконечном монологе, достаточно громко попросил:
- Мам, мне очень-очень нужна твоя помощь!
- Ско-… - начала, было, она, потом сообразила, что я с некоторых пор не нуждаюсь в финансовой поддержке, и прыснула: - Черт, а я и забыла, что теперь наша очередь выпрашивать у тебя деньги на кафе и рестораны!
- Мам, наши родственнички заигрались! – привычно проигнорировав завуалированное предложение не принимать проблемы близко к сердцу, предельно серьезно сказал я. – Вчера они намеренно довели Дашу до нервного срыва, заставив заново пережить все, что было на Фуджейре. Да, в результате ее реакция на использованный раздражитель гарантированно вызвала волну нужных слухов, но Забава почти до рассвета приводила девочку в себя и наслушалась такого, что до сих пор трясется от бешенства!