— Видишь лес? Опушку справа? Тех штатских?
— Вижу!
— Явишься к ним, доложишь. Поможешь им рубить лес. Повтори приказ.
— Явиться к тем штатским и помочь им рубить лес!
— Бегом!
Штатские оказались французами. Им выделили участок леса, как велел командир, и они должны были его вырубить. А потом обтесать бревна, напилить досок, наготовить балок, построить срубы, навесы, укрытия, землянки. Уже издали было видно, что эта работа им не по плечу. Как они держали топоры! А ведь надо держать ухо востро, когда лес валят.
— Ну-ка отойдите, ребята. Лучше подальше! — сказал Мило, которому такая работа была не по сердцу.
Он поплевал на ладони — и застучал топор, запела пила, затюкали клинья и деревянные молотки, заскрипели лущильники. Он рубил деревья, пилил, колол, ошкуривал вовсю. Он им покажет! Этим французам!
Они обступили его и разглядывали это маленькое диво. Ему было приятно, он это сознавал. Ну и что! Пускай поглядят, как рубят лес словаки.
— Браво! — упала на него тень.
Мило поднял голову. Француз. Командир.
Мило даже покраснел.
Командир что-то сказал.
«Если б я понимал тебя», — подумал Мило, сдвинув шляпу на затылок. И тут же заметил в руках у француза карту. Его карту. Мило, просияв, показал на нее:
— Карта. Это я принес. От брата из Братиславы.
По глазам командира было ясно, что он вспомнил тот вечер.
— А-а! Браво! — и снова похлопал парнишку по плечу.
— Ну как там у французов? — спросил вечером рябой, подкидывая хворосту в костер. — Я вижу, ты занялся своим делом.
— Я будто и не в партизанах, а на работе в лесу.
— Не бойся, Грушка тебе устроит разминку!
Так и было. По утрам его дрессировал Грушка, гоняя взвод до изнеможения, а потом Мило шел помогать французам. Их становилось все больше, они приходили каждый день. И сразу брались за работу. Как умели. Будет крыша над головой. Скоро.
Командир приходил по нескольку раз на дню. Никогда не обходил их стороной. Стройный. Подтянутый. С высоко поднятой головой. Серьезный, озабоченный, что совсем и не шло ему. А как-то раз появился вместе с Величко и Жингором. И с тем переводчиком.
— Это ты принес карты? — обступили они молодого лесоруба.
Мило вонзил топор в бревно, выпрямился, тыльной стороной ладони вытер пот со лба.
— Я.
— Лейтенант вон говорит, — Величко показал на француза, — что ты тут молодцом. Продолжай и дальше в том же духе!
Его даже в жар бросило от этой похвалы. Сколько раз за эти дни Мило говорил себе: ну, за этим-то сюда незачем было идти! Валить пихты, тесать балки, строить срубы. Я-то думал задать немцам жару! А когда тут еще выстрелишь? Винтовка ведь у меня есть! И другие так же говорят: торчим тут, жилье строим, Грушка заставляет нас падать на землю, учит разбирать пулемет, вот и все.
Но теперь эти мысли вылетели из головы — от радости. Мило так заработал топором, что весь вспотел.
Когда он поднял голову, троица уже уходила. Через вырубку в сторону поляны. Три командира. Словак, русский, француз. Надо торопиться.
Вечером у костра он похвастался, как к нему подходили три командира.
— Очень мне любопытно, — расфилософствовался по своему обычаю рябой, — как эти трое находят выход из такого положения. Представьте только: здесь уже есть словацкий партизанский отряд и им командует словацкий офицер. Потом спрыгивают с неба советские парашютисты, причем они и понятия не имеют, что партизаны здесь уже есть и что командует ими словацкий офицер. Отряды объединяются. Ну и в довершение всего появляется еще французский лейтенант, которому и не снилось, что здесь он встретится с двумя офицерами в одной части.
— Ну и ахинею ты несешь, рябой. Чушь, да и только. У тебя не все дома, — оборвал его Пало Грегор. — Мы за здравие, а ты — за упокой. Ну кто сегодня думает о том, кто будет первым — тот или этот? Кто будет командовать? Сейчас дело не в этом, а в том, что для всех самое главное. А главное — это огромная беда, это война. Мы все от нее страдаем. Посмотри вон — русские, сколько им горя, беды принес этот убийца! А французов как этот урод унизил! А с нами что вытворяет этот ирод! И мы сейчас должны объединиться против него все, как один. Неважно, кто из нас какой. Главное — свернуть ему шею, переломать кости, нарезать ремней из шкуры на спине, схватить за глотку и душить, лупить его, колошматить, пока дух не выпустит. Ясно? И если меня что интересует, так только одно — когда мы примемся за дело. Погляди вокруг. Здесь каждый хочет взрывать мосты, убивать немцев, раздобыть себе оружие, а не торчать тут, дожидаясь неизвестно чего; не знаю, ей-богу, не знаю, как нас тут удержат. Да, по правде, и не понимаю зачем. Ведь каждый потерянный день означает, что Гитлер продолжает истреблять народы, а у нас заправляет это свиное рыло, наш «президент». И вот это, скажу я тебе, меня волнует. Так что оставь свои глупости при себе, рябой, и не заботься о командирах. Они сами разберутся.