На словацких рабочих из третьего транспорта сборного пункта иностранных рабочих в Туле для разнообразия «смотрели лишь как на номера и посылали к тому или иному работодателю, невзирая на их просьбы сгруппировать их с учетом родственных или дружеских связей или общего происхождения».
Жалоб в генеральном консульстве прибывало. На то, что людей при найме на работу обманывали, обсчитывали на дорожных расходах и питании, в официальных учреждениях и в лагере, где были сборные пункты, грубо оскорбляли… «из-за чего они участвовали в забастовках и бесконечных конфликтах и странствовали по стране без работы или продавали все, что у них было, лишь бы вернуться домой». Все это, вместе взятое, принудило правительство Чехословакии спустя некоторое время прекратить наем рабочей силы для Франции.
Оказалось, однако, что двусторонняя потребность требовала обновления договора. Если словацкие бедняки с нищих горных хуторов, владельцы крошечных клочков земли, поденщики, погонщики скота, обив пороги от Пльзеня до Ужгорода, не могли найти работы, то что им французские грызуны! Голод не тетка, или, как говорят, голодный и палки не побоится, не то что мышей в общем помещении. И если словацких шахтеров дома увольняли с работы, почему бы им во французских не ползать в штольне на коленях?..
Около 80 тысяч словацких рабочих, мужчин и женщин, переселилось таким образом во Францию.
Среди них Штефан Чех, горнорабочий из кремницких рудников, с женой Марией и годовалым сыном Штефаном.
Он был работящий человек, этот Штефан Чех. Изо дня в день мерил он десять километров по горам из родной Лутилы до Кремницы, десять — назад. Добывал золото. Прямо по пословице: кто золото роет, пешком ходит. А Мария, его жена? Уже с юных лет в жатву исходила с отцом и матерью «Нижние земли» и Австрию, да и в сербской Паланке не раз жала и собирала урожай — от ячменя до сахарной свеклы. Но когда появился маленький Штефан, какая уж там Паланка! Какая Австрия! А уж беда не ходит одна, еще и мужа уволили!
К счастью, они отделались легко. Будто посланные самим небом, обходили деревни какие-то господа и вербовали: хотите хорошей работы? Поезжайте во Францию! Вам и в раю лучше не будет!
И дядю Лишку, мужа сестры матери, тоже уволили с рудника. Он пришел к Штефану:
— Слыхал? Попытаем счастья! Чего ждать? Не течет и не капает. А понадеяться на авось? За шиворот на небо никого не тянут, но эти сулят златые горы. Бог не выдаст, свинья не съест. Может, и нападем на жилу. Хоть из долгов вылезем.
И так каждый отправился своим путем, подгоняемый мачехой-судьбой.
Поехали из Ловчи и Крижа, из Трубина и Лутилы.
Штефан Чех с женой и сыном, носившим такое же имя.
В Па-де-Кале. Добывать уголь в шахте Сан д’Эсе.
Он работал ровно год.
Спустя год его засыпало в лаве.
Когда его вынесли наверх, он уже не дышал.
После него остались вдова и сирота.
Вдова пошла в услужение, а сироту растила улица. Штефан стал Этьеном. Вдове, хоть совсем надорвись она на работе, на жизнь не хватало. Ничего не поделаешь — семья на отце держится.
Когда кончился траур, в дверь постучали сваты. Женщина без мужа что огород без забора. Спустя три года она вышла замуж. Тоже за словака. Тоже за шахтера. С той самой шахты, что трещала по швам и губила человеческие жизни. Второй муж успел уже осмотреться во Франции, и язык уже знал, поэтому устроился лучше. В О де-Кич, на завод к Пежо. Механиком. А жена — токарем. Родился сын, потом дочь, отчим заботился о семье, жене, детях. Этьен ходил во французскую школу, на улице играл с сорванцами.