Он побежал за ними.
— Вы не забыли меня?
Офицеры еще раз просмотрели списки. Брезик там не значился. Он удивлялся, как тогда, в Волжске:
— В чем дело? Забыли про меня? Или я не гожусь для армии?
Никто не сказал ему ни слова. Все остальные уехали. Он слонялся между бараками, ломал голову и гадал, что произошло, в чем тут загвоздка.
Через две недели его вызвали:
— Мы включили вас в группу, которую доставит к месту офицер, явитесь к нему.
Через несколько дней группа отправилась.
— Наверное, на фронт, а? — спросил Брезик офицера.
— Узнаете, — пожал тот плечами и повез их на Украину.
С поезда они сошли в городе Ровно, а оттуда шли шесть километров пешком до деревни Обарово.
— Начнем наконец воевать? — спросил он.
— Вы будете учиться, — ответили ему.
Что за черт! Опять школа! В юности он не слишком много сидел за школьными партами, а теперь переходил с одной на другую.
Итак, школа особого назначения. Учебный центр Украинского штаба партизанского движения. Там готовили организаторов партизанских групп для борьбы во вражеском тылу.
Днем он слушал в классе теоретические объяснения с примерами из практики. По ночам — практические занятия, тренировки. Как внезапно напасть, убрать караул, обезвредить патруль; походы с проверкой ориентирования по компасу; как приземлиться с парашютом, как с ним обращаться. Инструкторы по боевой технике, тактике и организации партизанской борьбы, по стрелковой подготовке и топографии, саперным работам и минированию старались учить их так, чтоб они усвоили как можно больше и как можно скорее. Политработники на занятиях по морально-политической подготовке объясняли им, в чем сила Советского Союза, за что они воюют, разъясняли словацкий национальный вопрос, суть отношений партизан и солдат, организации партизанского движения в Чехословакии. Такие были темы лекций.
В середине июля Брезика вызвали к командованию школы. Он уже знал начальство: начальник школы полковник Выходец, командир учебного батальона капитан Козлов, замполит майор Шрамм. Перед кабинетом уже стоял Штево Демко. Они были знакомы по лагерю в Красногорске: Демко попал на восток с Быстрой дивизией, а когда ее разбили, не стал спешить домой, а, хоть и был ранен, сдался в плен.
— В чем дело, Штефан? — спросил Брезик.
— По-моему, пора собирать рюкзаки. Чую это в ногах, — ответил Демко.
Мимо них прошли офицеры. Полковник Дрожжин, старший лейтенант Клоков, инженер Трембыцев.
И в самом деле, оказалось, нужно собирать рюкзаки. Теперь их отправили в Киев, а там представили высокому лейтенанту. Его звали Величко. И он загудел, как орган:
— А, это вы те словаки? А по-русски говорите?
— Говорим, — заверили его.
— Немца убрать сможете, если понадобится?
— Почему бы и нет?
— Ну хорошо. Давайте знакомиться.
В группе Величко было девять человек. А теперь прибыли еще двое.
Через три дня, под вечер, их отвезли на аэродром. В полном снаряжении, с оружием, с парашютами за спиной. У Брезика мороз по коже пошел, когда он натягивал лямки парашюта: он не прыгал ни разу в жизни. Даже в Обарове. В школе там не было ни одного самолета, все самолеты были на фронте, и они обучались всему только на земле, на тренажерах.
До самых Карпат полет протекал спокойно. Над фронтом немцы встретили их огнем из зениток. Самолет кидало из стороны в сторону, он проваливался в воздушные ямы, падал в неизвестность.
Когда все утихло и они было решили, что уже дома, из кабины вышел штурман:
— Ребята, мы влипли, внизу туман такой, что хоть ножом его режь, в этой тьме я не сориентируюсь. Мы возвращаемся назад.
В три утра, когда на востоке загорелась утренняя заря, они приземлились на том самом аэродроме, с которого взлетели.
Настроение хуже некуда. Напряженное ожидание, сосредоточенность, собранность, волнение, охватившее при вылете, не покидало их.
— Ничего не поделаешь, — сказали им, — придется дожидаться более подходящего времени. Пока побудете здесь, в Киеве.
Их разместили в центре города. На улице, которая более или менее сохранилась. В доме, в котором бомбой срезало два верхних этажа; но квартиры, в которых их поселили, были в порядке. Двери отремонтированы, окна застеклены, вода шла, свет горел.
Тут они ждали ровно две недели.
Изо дня в день дожидались они офицера, задавали ему одни и те же вопросы. И две недели получали один и тот же ответ:
— Еще нет. Надо подождать.
Они бродили по улицам, порой заходили на рынок, начавший оживать. Случалось, заглядывали в первые открывшиеся забегаловки. Смотрели кино. Был июль, прекрасный летний месяц. Солнце припекало, ветер над Днепром лохматил кроны лип. Раны истерзанного войной города милосердно скрывала зелень. И было непонятно, как это там, куда они должны лететь, могут быть туманы и дожди.