— Через минуту здесь будут немцы, — предупредил он. — А что мы без вас станем делать?
Она махнула рукой.
— Не бойтесь, я стреляный воробей, на меня они не обратят внимания. — Так она ему и сказала.
Что они без нее станут делать? А ведь она совершенно случайно оказалась среди них. Тогда под вой сирен городское радио обратилось ко всем медсестрам с просьбой собраться как можно быстрее в Дражковцах. Пришло их двадцать. Двадцать со всего Мартина. Привезли их на грузовике в эти самые Дражковцы и спросили, кто из них согласен идти на фронт. С минуту стояла тишина, потом две женщины выступили вперед.
— Первая, — обратился к ним один из офицеров и сел за столик.
— Альбина Бюндерова.
— Как? — переспросил он и расстегнул воротник. — Биндерова?
— Нет, Бюндерова. С умляутом, как пишется по-немецки.
— Вы что, немка? — прогремел он.
— Почему же немка? Разве у словачки не может быть немецкой фамилии?
Последовало напряженное молчание. Ей захотелось помочь ему — она достала заборную книжку.
— Взгляните, как это пишется, — сказала она примирительно.
Он покосился на книжку и с неудовольствием развел руками:
— Нет! Какой у вас год рождения?
— А там все написано! — ответила она.
— Ндэ! — Он сжал губы, лицо у него передернулось. — Не лучше ли вам отсидеться дома?
— Вы право, любезностью не блещете! — спокойно парировала она.
— Однако мы тут отбираем сестер для фронта.
— Потому-то я и пришла.
— Где вы работали до сих пор? — поднял он на нее взгляд.
— В больничной страховой кассе. При терапевтическом.
— Ну хорошо. — Он глубоко вздохнул и тут же прекратил перепалку. Поудобней усевшись, он снова поглядел в бумаги и безучастно спросил: — Специальные знания?
— Никаких.
— Иностранные языки?
— Немецкий.
— Ах, все-таки немецкий!
— Что значит «все-таки»? Что вы хотите этим сказать? — вспылила она, но офицер и ухом не повел. Перевернув лист, произнес:
— Следующая!
Совсем убитая, она вернулась к остальным. Вот это прием! Она ждала всего, только не этого. Записав и вторую, офицер между тем встал, собрал бумаги и с важным видом пролистал их.
— Бюндерова! — выкрикнул он, особо подчеркивая при этом злополучный умляут. — Вы определяетесь к французам, то есть во французский отряд.
— В какой еще французский отряд?
— А вот в такой. Французы расквартированы здесь, в Дражковцах.
— Но я не знаю французского.
— Зато говорите по-немецки!
— А разве французский и немецкий одно и то же?
— Не задавайте, пожалуйста, вопросов, на которые ответил бы школьник. Вам хотелось на фронт, так выполняйте приказ.
— А не пойдет ли к ним коллега?..
— Не пойдет. Вы знаете хотя бы немецкий, а она вообще…
Французы приняли ее с поистине галльской любезностью. Заинтересованно и вежливо, по-рыцарски. Правда, руку ей не целовали, да она и не была привычна к этому. Но когда командир представил ее строю бойцов, те принялись аплодировать.
Она не поняла слов командира, лишь позднее узнала, о чем он тогда сказал: «Вот она не будет бояться!» — заявил он солдатам.
Итак, она попала к французам. А теперь уходила от них! Или шла к ним! Куда она, собственно, направлялась? Куда торопилась?
Она брела вдоль реки. Сумки, набитые бинтами и лекарствами, оттягивали плечи. Деревня все больше отдалялась.
В лицо повеял резкий ветерок. В этом году зима будет суровая, предсказывали седмоградские, да и крупинские крестьяне. Такой прорвы буковых орехов и желудей никто и не помнил. Много их попа́дало, да и листва стала облетать. В голых кронах стонал ветер, летящие полотна облаков предвещали дождь. А то и снег. Она передернулась: что такое? Уж не стала ли разговаривать сама с собой?
Остановилась. Словно чья-то рука задержала ее. Или это был всего лишь порыв ветра?
У ног шумела Литавица, мчались мутные осенние струи. Но там, на другом берегу, в камышах и осоке, словно бы что-то шевельнулось. От страха у нее перехватило дыхание.
Она силилась разглядеть контуры того, что лежало за мутной водой. Кажется, это человек. Чей? Наш? Наверняка наш. Ведь немцы сюда еще не дошли. Болотистый берег уходил из-под ног. Едва она ступила, как тут же провалилась по колено. Кое-как выбралась, заляпанная грязью, мокрая, хорошо еще, что сумки остались сухими. Она вошла в реку. Умылась. Перебралась на тот берег. Вода была по колено. Она вышла на берег осторожно, недоверчиво, со страхом и любопытством приблизилась к лежавшему мужчине. Сделала еще шаг, другой — и окаменела. По спине пробежали мурашки. Нет! Не может быть!