— Итак, расскажи, что ты знаешь про своего отчима, — произнесла я, с деловым видом закинув ногу на ногу и раскрыв блокнот. Это смотрелось бы эффектно, если бы я была, например, в юбке или платье где-нибудь на барном стуле, а не на кухонном подоконнике в художественно изодранных джинсах. Егора это тоже позабавило, и он чуть не подавился картошкой, которую увлеченно запихивал в себя. Пять минут назад был серьезным мужчиной с пугающим взглядом, а стоило только сесть за стол, как превратился в голодного ребенка. В первый раз я подивилась этой метаморфозе, но потом привыкла и даже не упускала момента подколоть, тут же получая тот самый знаменитый убийственный взгляд, который с ужином за щекой смотрелся излишне комично.
— Да я так-то ничего особенного о нем и не знаю… — рассеянно протянула Настя, задумчиво опуская взгляд. В этот момент ей сложно было не поверить, но когда она едва ли не модельным движением поводила плечиком и меняла положение на стуле, я снова начинала подозревать, что что-то тут нечисто. Еще и Егор буквально не отрывал от нее взгляда. Было бы на что смотреть. — Он низкий, полный... На колобка похож.
— Злого такого колобка, противного? — не удержалась я. Глаза Арабского вернулись на меня. Если бы он мог пнуть меня со своего места, то обязательно сделал бы это.
— Да, именно, — хихикнула Карамзина. Я адресовала Егору ехидную усмешку, мысленно прося его не дергаться. Я, может, тут разговор поддерживаю и атмосферу разряжаю, а он, видите ли, на меня зенками своими сверкает.
— Хорошо, записываю — злой колобок, — с умным видом нарисовала я в блокноте злобный смайлик, который почему-то чем-то смахивал на хозяина квартиры, в которой сейчас и проходило так называемое расследование. Покусав стёрку на обратном конце карандаша, я потребовала подробностей.
— Куницын Валерий Григорьевич, — смирно продиктовала мне Настя. Я кивнула, записывая уже известное мне имя в блокнот печатными буквами — они у меня почему-то получались особенно красиво, учитывая то, что я писала последний раз так давно, что уже едва ли не разучилась это делать. Вот он, главный вред профессии бармена — берешь в руки карандаш только для того, чтобы черкнуть пару своих росписей на накладных.
Поняв, что девушка замолчала, я поджала губы.
— Давай дальше.
— А это всё, — хмыкнула Карамзина. Тут мне даже притворяться не пришлось — удивилась я искренне.
— Как «всё»? А возраст, место прописки, предыдущие браки, в конце концов?
— Я ему в паспорт не заглядывала, — фыркнула одноклассница. Раздражение где-то в груди встрепетнулось и посоветовало взять сковородку да врезать гостье как следует. Все-таки прежнюю неприязнь, оставшуюся еще со школьных времен, не убрать, хотя, казалось бы, за что её тогда можно было ненавидеть?
Не знаю, что я ответила бы дальше, но стоило мне только открыть рот, как Егор довольно-таки резко поднялся со стула, чтобы отнести опустевшую тарелку в посудомойку. Скрип ножек стула по полу чуть отрезвил.
— Перебираемся в зал, там будет поудобнее, — предложил он, поворачиваясь к нам. Настя обаятельно улыбнулась ему, изящно поднимаясь, а я с максимальным грохотом для своего веса спрыгнула с подоконника. К сожалению для одноклассницы, не на улицу, а на пол. Когда Карамзина первой прошла в зал, Арабский чуть притормозил, поровнявшись со мной, и настойчиво положил руку на талию, вжав пальцы. Я не успела начать возмущаться, как он склонился к моему уху. — Марьина, успокойся, — процедил Егор едва слышно и шагнул вперед, не давая мне шанса ответить. Чего-то слишком много он решает за меня в последнее время. — Так, дамы, я передумал сидеть и болтать с вами, слишком уж спать хочу. Завтра утром решим, что делать, а пока что давайте по кроватям.
Я настороженно замерла.
— Арабский…
— Да, Марьина? — дежурно улыбнулся он. В глазах читалась фраза «только посмей что-нибудь ляпнуть». Ничего криминального озвучивать я не собиралась, но кое-что в данный момент интересовало куда больше, чем чьи-то там проблемы и покушения на жизнь.
— Ты в курсе, что у нас только две кровати?..
***
— «Думаю, что диван нужно уступить обворожительной гостье», — передразнила я Арабского шепотом, хмуро смотря на свое отражение в зеркале. Без слоя тональника я смотрелась как-то больно уж бледно, а синяки от вечного недосыпа только придавали особенной жалостливости. Глаза смотрелись огромными, щеки — впалыми, и я в очередной раз пообещала себе, что начну есть побольше. Вот завтра же наверну две порции картошки, если она вообще осталась после рейда Арабского на холодильник.