1
- Она тебя не любит, знаешь. - Кто? - Брюс оторвался от своего занятия - разглядывания плитки под ногами, чтобы посмотреть на человека, сидящего напротив него на кровати. - Доктор Леланд. - Да ну? - Сарказм в его голосе был почти осязаем. Джон пожал плечами. - Да. Наверное, сложно не заметить, правда? Брюс не ответил. Он сомневался, что Джон в полной мере отдает себе отчет в том, чего ему стоили эти визиты. Еще менее - степень негодования своего психиатра. Женщина винила Брюса за бунт, теперь - за Джона. Ее стойкая оппозиция его желанию навещать пациента вылилась в жесткую конфронтацию и едва не переросла в публичный скандал. Чтобы уладить ситуацию ему пришлось дать немало денег на лапу прессе и администрации Аркхэма. Со всеми неприятностями, которые она ему причинила, Брюс не мог смотреть на Леланд без тени враждебности. Но она не была плохим врачом и заботилась о своих пациентах, чего он не мог сказать о большей части персонала лечебницы. Ее самой большой ошибкой было подписать бумагу, позволившую Джону покинуть пределы Аркхэма. Брюс не стал играть грязно. Леланд сохранила работу и должность, но ее отношение к нему не изменилось. Каждый раз, когда он смотрел на нее, он не мог избавиться от призрачной тени болезненного, вязкого ощущения, похожего на страх, и голос Альфреда и другие голоса у него в голове хлестали и жалили словами. «...Иногда мне кажется, Бэтмен сам создает зло, с которым борется...» «...Ты не можешь в самом деле так думать...» «...Впитывал в себя каждое твое слово...» «...даже самую темную твою часть...» «...то же что в твоем отце...» «...ты ничего обо мне не знаешь...» «...Правда? А на мой взгляд в тебе очень даже много чего от твоего папаши, а я большой его фанат...» Брюс не мог игнорировать лихорадочный голодный огонек, загоравшийся в глазах Джона каждый раз, когда он ловил на себе его взгляд. Призрак, зыбкая тень задушенного шесть месяцев назад пожара, но Брюс безошибочно узнавал его. С той же прожорливой алчностью Джон смотрел на вскрытое горло. Созерцал хаос, захвативший комнату в миг, когда у Зсазса в руке оказалась заточка. Говорил о Харли. Обещал, что будет весело, прежде чем раскинуть руки и рухнуть с моста вниз. «Что же ты видишь во мне, Джон?» Он боялся когда-нибудь улышать ответ. Уродливая правда царапала спину когтями, дышала в затылок, стискивала в холодных липких лапах грудную клетку. Страшнее чем от Джона было услышать ее от Ала. Человека, который любил его. Спас. Вырастил. Заменил отца. Создал с нуля. Поставил на ноги и дал цель. - Она... хорошо с тобой обращается? Джон презрительно фыркнул, закатывая глаза. - Я ей нравлюсь, - ухмыльнувшись ответил он, приложив к сердцу ладонь, и прямо глянув ему в глаза. Оба прекрасно понимали, что вопрос был задан с целью заполнить чем-то неловкую тишину. Это был его третий визит. Первый он нанес месяц назад, после пяти месяцев борьбы за одно лишь право посещать больного. Джон был ему рад, и Брюс это видел. Но даже воздух в помещении, казалось, звенит, отравленный ощущением токсичной энергии их антагонизма. - Но, что-то подсказывает мне, что она не скоро теперь подпишет бумаги о моем освобождении. Мы шагнули назад, знаешь, - Джон издал невеселый смешок. - Семимильный шажок. Не думаю, что мои шансы когда-нибудь выбраться отсюда велики, Брюс. В его тоне не звучало обвинения, и он смотрел в другую сторону, когда говорил, но Брюсу словно дали пощечину. - Доктора говорят, твое состояние стабильное. Тебе нужно продержаться. Тебе откроют доступ в общую комнату отдыха, переведут... Брюс понял, что совершил ошибку раньше, чем Джон ударил кулаком в стену с убийственной гримасой ненависти на лице. Почти наверняка разбил себе костяшки. - Мне не нужна общая палата отдыха, Брюс! Не после того, что было, - он пепелил его взглядом секунд пять, затем лицо его так же резко переменилось, из взбешенного став угрюмым. Он ссутулился, бросив взгляд на камеру на потолке. Брюс посмотрел в том же направлении. Красный глаз мигнул, равнодушно наблюдая за ними сверху. - Слушай... Ты... Я вижу, что ты пытаешься сделать. Пятерка за старания... Кого я обманываю? Три с минусом. Я имею в виду, я знаю, ты пытаешься, но ты не думаешь, в самом деле, что я сижу и мечтаю, как бы мне плевать в потолок сидя в комнате отдыха с другими овощами, правда? Ты стал счастливее, когда отдал Бэтмена, Брюс? Брюс не ответил. - Но у тебя, по крайней мере, есть свобода, - Джон забрался с ногами на кровать и лег, сложив руки на груди и уставившись в потолок. Его грудь тяжело вздымалась, а костяшки на бледных кулаках побелели. Из-под содранной кожи на них проступили алые капельки крови. Брюс устало потер переносицу. Ему следовало этого ожидать. Он не знал Джона так, как знал в свое время Оза и Харви. У него не было времени, чтобы это сделать. Их отношения были самым большим парадоксом в его жизни. Кобблпот, Дент... Их он знал годы. Думал, что знает. Думал, что на века. С Джоном они были знакомы всего несколько дней. Меньше недели. Брюс считал. Их совместные воспоминания сводились к одному дню в Аркхэме, и времени, проведенному Брюсом под прикрытием, среди тех, от кого он когда-то поклялся спасти свой город. Их дружба была возведена и зацементирована на лжи и эксплуатации. Ее фундаментом послужили слепой энтузиазм и отчаянная нужда Джона стать ближе, позволившие Брюсу взобраться по нему, как по лестнице, наверх, и дотянуться рукой до Пакта. Джон был ключом его операции, от начала и до конца. Универсальной картой. И от конца до начала, Брюс ненавидел каждую секунду, что ему приходилось пользоваться чужой уязвимостью. Казалось, он перерезает подставленное под нож горло. Чувство жалости и вины отравляли мозг. Податливость Джона заставляла поверить во власть над чужой судьбой, значимость собственного влияния. Эта вера заставляла Брюса чувствовать себя могущественным. Он помнил гордость, испытанную в момент, когда Джон отказался передать Уоллер вирус. ...И когда Брюс понял, что переоценил себя, было слишком поздно. Когда это случилось, он уже не знал, что в их отношениях было настоящим - мост сгорел. Брюс ходил по тлеющим доскам. Любая могла под его ногами просесть и развеяться прахом. Брюс рассчитывал на свое влияние, ничего не зная о человеке. Надеясь, что обожания Джона будет достаточно, чтобы вечно удерживать его на своей стороне. Брюс просчитался. И он все еще не знал его. Понимание этого пришло резким шоком, словно врачи в один прекрасный день сообщили ему, что долгие годы Брюс существует без жизненно-важного органа. Сердца или мозга. Возможно, виной была фамильярность Джона - с первой встречи он вел себя так, будто они были знакомы до этого годы. Десятилетия. Но они не были. Брюс не знал Джона так, как знала его Харли. Он чувствовал его на уровне инстинктов, но этого было недостаточно. У них не было общих интересов. Брюс не знал о нем элементарных вещей. У них никогда не было возможности просто поговорить. Он понятия не имел, как Джон жил, выйдя из Аркхэма - до сих пор. Как он жил в Аркхэме. На что он надеялся. Чего хотел. К чему стремился. О чем мечтал. Он понятия не имел, как Джон проводит свободное время. Чем увлекается. Какие книги читает и какую слушает музыку. Смотрит ли кино. Какую марку автомобилей предпочитает и где научился водить. Любит день или ночь, лето или зиму, дождь или солнце. Брюс любил ночь, город, его огни и дождь. Харви любил зеленую дымку пробуждающейся природы ранней весной. И Освальд любил лето и солнце. Когда-то. В детстве. Раньше он мог запросто подойти к Джону и без задних мыслей заговорить с ним. Любой разговор с Джокером казался минным полем. Брюс умел распознать намерение в человеческом взгляде. В глазах Джокера он прочитал смерть. Брюс знал, что Джокер убьет Бэтмена, если Бэтмен не станет драться в полную силу. Это не было шуткой. Это не было игрой. Решение - четкое и ясное. Он больше не был Брюсом, или Бэтменом, или человеком. Он был препятствием, и Джокер собирался его уничтожить. Он хотел убить его так отчаянно, что не чувствовал или не обращал внимания на боль. Он остановился, только когда у него не осталось сил, чтобы двигаться. Брюс не мог забыть этот взгляд и дикую силу в руке, направляющей нож ему в горло. Джон в самом деле хотел его смерти. У него не было ни одного рационального основания считать человека, лежащего на койке напротив, своим другом. В то же время, Брюс знал: Джон, находящийся сейчас с ним в одной комнате, не хочет, чтобы он умирал. И он не мог прогнать чувство. Каким-то образом Джон был ближе к Освальду, чем даже Харви. Давно забытые ощущения родом из детства оживали в нем, каждый раз, когда он останавливал на нем свой взгляд. Мозг играет с людьми жестокие шутки. Но он собирался попробовать. Он был намерен все исправить. Сделать правильно. - Прости, - просто сказал он. Джон повернул на секунду к нему голову и скривился, прежде чем снова уставиться в потолок. Иногда Брюсу казалось, что Джон его ненавидит. Вероятно, в какие-то моменты это было правдой. Когда-то это виделось невозможным. Слепая любовь Джона была чем-то непоколебимым, константой, которую нельзя сдвинуть с места. Ее утрата причиняла боль по причинам, которые Брюс не вполне мог себе объяснить. Словно что-то выдрали у него изнутри. - Перестань, Брюс. Ну, не смотри на меня так. Все в порядке. Он вздрогнул и сел ровнее на стуле. Он не заметил, как Джокер искоса разглядывал его, едва повернув голов