2
- Брюс, давайте начистоту. Он знал, что ему не понравится, что он услышит, еще до того, как она закончила фразу, глядя на него с этим жестким и решительным выражением на лице. Он сложил руки на груди. Защитный жест. Леланд расценит его как попытку загородиться и встать в стойку обороны. Ему было все равно. Ему всегда было все равно. У него не было времени думать о том, что думают про него люди. - Вы провоцируете его. Вы это понимаете? Брюс? - Снова это?.. - Он покачал головой. В другой ситуации он бы просто развернулся и ушел, но с Леланд он и так давно ходил на грани. И что-то еще в ее словах приводило его в бешенство и заставляло переключаться на другие мысли. Что-то еще не позволяло ему просто развернуться и уйти. - Вы уходите от разговора. - Доктор... - Вы можете спорить со мной, - она подняла руку, жестом призывая его к молчанию. - Но вы не можете спорить с происходящим. Знаете, почему он сегодня сорвался? Именно сегодня? «...Т-ты... сам... по... подумай... Брю... Брюси...» Он убрал руки с груди, сунув их в карманы брюк. - Что вы хотите сказать, что я... я не знаю, плохо влияю на него? Что вы, собственно, предлагаете, док? Мне его бросить? Перестать навещать? «Прости, Джон, но твой психиатр считает, что для тебя это вредно». - Брюс! - Доктор, ОН внес меня как свой экстренный контакт. - Брюс! Речь не о вас. - Я не говорю о себе. - Брюс, каждый раз, когда я пытаюсь вести с вами диалог, вы переводите разговор на себя. Не нужно так на меня смотреть. Относитесь ко мне как вам угодно, не соглашайтесь, но Джон Доу - мой пациент, и мне не все равно, что с ним будет. Вы понимаете, что он, скорее всего, никогда не выйдет из больницы?.. Его желудок упал куда-то вниз. Никогда. «...Не думаю, что мои шансы когда-нибудь выбраться отсюда велики, Брюс...» Серые стены, серый потолок, серые решетки, серое небо. Горькие таблетки, безразличные голоса, грубые руки, отупевшие лица, шарканье по полу, крики, стоны, вой по ночам, стук в стены, рутина одинаковых дней. Семь часов - подъем, туман в голове, таблетки, завтрак, комната отдыха, таблетки, обед, камера, прогулка, ужин, таблетки, камера, темнота, сон. Семь часов - подъем, туман в голове... День за днем, день за днем, день за днем. Одинаковое. - Не вздумайте ему это сказать, Брюс. Он не удержался от горького смешка. - Вы в самом деле думаете, что он не понимает, доктор? Она несколько секунд молчала. - Понимать и слышать это от врача - разные вещи, Брюс. Не нужно вешать ему лишний камень на шею. - Я не собираюсь ему это говорить, док. Господи, зачем мне это? - Вернемся к теме разговора. Он не смог подавить сорвавшийся с губ устало-раздраженный вздох. - Брюс? Брюс! Дернувшись, он моргнул. Через мозг прошел резкий адреналиновый импульс. Он настолько погрузился в свои мысли и потерял связь с реальностью, что несколько раз подряд не услышал Регину, смотревшую на него теперь с выражением вежливого удивления на лице, слегка вздернув брови. Люди за столом либо старательно отводили глаза, либо откровенно рассматривали его, несколько человек открыто ухмылялось, кто-то хмыкнул. Брюс кашлянул и резко выпрямился на стуле, собираясь с мыслями. Его взгляд скользнул по синей папке, покоящейся перед ним на столе. Он коснулся ее пальцами, словно ища в этом жесте успокоения, досчитал мысленно до трех и выругался про себя. Дела Уэйн Энтерпрайзез и публичные мероприятия, требующие его физического присутствия, всегда были проблемой. Необходимой формальностью, от которой он не мог сбежать. Она приносила плоды, но сжирала время, как пламя сухие ветки. Люди придавали чрезмерное значение публичному облику. Произносили слишком много пустых слов. Те, чья жизнь сводилась исключительно к этому бизнесу могли позволить себе подобную роскошь, Брюс, с его двойной жизнью - нет. Каждый час потраченный впустую нес с собой невосполнимые потери. Он уже знал, что ответит на предложение совета директоров. Если бы этого не требовали формальности, он бы высказал свое мнение еще двадцать минут назад. - Прошу прощения, я задумался над словами мистера Даггетта и потерял нить разговора. Что вы говорили?.. В слегка удивленном выражении лица Регины проступила тень раздражения. Будь на ее месте любой другой человек, его бы это не взволновало, но вид сдержанного разочарования на ее лице заставлял его испытывать смутный, неприятный стыд. Они не были близки, тем не менее, женщина знала его семью. Они были знакомы много лет. Она оставалась в Уэйн Энтерпрайзез неизменной переменной. Всегда на уровне, всегда сохраняя чувство собственного достоинства, всегда зная, что лучше для корпорации. Если бы не она, управление компанией стало бы намного труднее - Брюс отдавал себе в этом отчет. Она была из тех незаменимых людей, которые становились фундаментом любого дела - лишь когда они исчезают из виду можно в полной мере оценить значимость, которую они несут в отлаженном механизме системы. Их отношения за прошедшие два года претерпели немало изменений, и Брюс не мог не замечать, что в них поселилась холодность и отчужденность, которых до этого не существовало. Он не мог винить ее за это. Их сфера бизнеса требовала определенной жесткости, но не предполагала столкновений с непосредственной физической опасностью. Регина простила ему Освальда, но столкновение с Харли Квинн было чем-то, что Брюс не мог исправить, просто попросив Альфреда скорректировать записи камер. Человеческий мозг не мог исключить пережитого опыта. Когда он смотрел на Регину, в ее взгляде было нечто, до этого отсутствовавшее. Боязливая отчужденность, словно она изо всех сил старалась держать с ним дистанцию, но при это вести себя так, будто ничего не случилось. Признание, обильно сдобренное страхом. Как будто ее любимый домашний котенок в один прекрасный день отрастил клыки и перегрыз у нее на глазах горло соседскому ротвейлеру. Он боялся узнать, что она в нем видит теперь. «...Ты ничего обо мне не знаешь!..» «...Правда? А на мой взгляд в тебе очень даже много чего от твоего папаши...» Он сжал кулаки. Регина, должно быть, заметила миллисекундную перемену в его лице, потому что в глазах ее на мгновение сильнее вспыхнула настороженность. Она кашлянула и нервным движением поправила идеальную, словно сию секунду из парикмахерской, прическу. - Брюс, мы говорили о том, что спрос и доход от нашей фармацевтики за прошедшие полгода упал на пятнадцать процентов. Около семи-восьми процентов мы потеряли благодаря кризису, который переживает город после, - она кашлянула. - После всей этой волны... терроризма. Но еще семь-шесть процентов - на наших плечах. Кризис только способствует падению популярности нашей продукции. И с недавними... скандалами вокруг Уэйн Энтерпрайзез, - несколько человек беспокойно заерзали на своих местах, кто-то вполголоса что-то сказал, и Брюс почувствовал на себе пару взглядов. Регина кашлянула. - Если ничего не предпринимать, ситуация не только не выровняется сама по себе, мы продолжим терять деньги. Возможно, предложение мистера Даггетта - как раз то, что нам необходимо. - Крема для омоложения кожи? - Брюс скептически поднял бровь. - Лосьоны для рук? Все на основе новых технологий, одна вторая препаратов использует стволовые клетки? Удовольствие не из дешевых, и я не понимаю, как на фоне кризиса это способно принести нам выгоду. - Я прошу прощения, мистер Уэйн, но похоже, что вы и в самом деле потерялись где-то в начале беседы, - басистый, глубокий и раскатистый голос Даггетта прокатился по конференц-залу, заставляя всех сфокусировать внимание на говорившем. У Даггетта уверенный сильный голос оратора, лидера. К такому хочется прислушиваться. Такой же харизмой, но более бойскаутской, народной, обладал Харви Дент. Отголоски ее Брюс узнавал в гремящем бойцовской бравадой голосе Бейна. Опасная харизма в опасных устах. - Мистер Даггетт как раз говорил о более доступных для обывателей среднего и малоимущего класса средствах, Брюс, - пояснила Регина и осторожно передала ему через соседа - молодого человека, все заседание рассеянно черкающего что-т