– Повторяй за мной, – кричал я в динамики шлема.
Вертикальные побеги считались опасными. Кто бы мог подумать, чтобы примитивно выживать в мире, где нет еды и питьевой воды, мне потребуется знание физики и высшая математика для расчёта угла, скорости и времени падения.
– Разбегись и прыгай.
Если повезет, дотянем до заброшенных парковочных небоколов.
Я видел, что волосистая медлит, потому разбежался первым. Но стоило мне сделать один шаг, почувствовал, как вибрирует капот. Вместе со мной она оттолкнулась и рванула, вытянув руки.
Бородачи мешкали недолго, прыгнув следом. Пришлось потратить остатки газа внутри ускорителей, чтобы оторваться. Схватив волосистую за руку, я выжал из колб на лодыжках все, что было, и мы оторвались.
– Господи… – услышал я ее голос, – я лечу!! Лечу!! – то ли кричала она, то ли смеялась.
Не помню, когда в последний раз слышал смех, потому понять было трудно. Физиогномический датчик внутри допников расшифровал её эмоции, как «эйфорию», «энтузиазм», «экстаз». Перевод не знакомым словам искать не стал, назвав их тремя «Э».
– Ты не летишь, – повернулся я, отключая ускорение. Газа все равно не осталось. – Ты медленно падаешь.
– Какая сила тяжести?! Пятьдесят восемь Ньютонов? В десять раз меньше, чем было когда-то?
– Пф, – фыркнул я, – ты точно с луны. Это там человеческий вес в шесть раз меньше.
– Не подсказывай! – маневрировала она руками, управляя полётом-падением.
Я перевернулся на спину еще и закинул согнутую ногу на колено, а руки за голову делая вид, что прилег отдохнуть.
Она продолжала подсчитывать:
– Да, слишком мало… Мое тело весит не пятьсот граммов, а меньше… И намного… – повернулась она.
Я указал пальцем вниз, озвучив её догадку:
– Пятьдесят. Ты весишь примерно пятьдесят граммов.
– Но как? Что случилось?
– Ну, тебя хотели прирезать какие-то бородачи, я потом мы сбежали по парящей свалке. Твоих на горизонте больше не видно, – убедился я, сверившись с допниками в глазах. Нас не преследовали.
– Нет же, – попробовала она приблизиться, совершая гребки, – куда исчезла гравитация?
– Немного осталось. Если бы исчезла, сгорели бы в атмосфере, взлетев со скоростью тысяча километров в час.
– Без гравитации нет атмосферы, – наконец-то и у нее получилось сумничать. – И что это такое в небе?
– Где?
– В небе! – ткнула она пальцем в скопление газа и окаменелой крошки, которую я называл серой жижей. – В Землю астероид что ли врезался?
Я поморщился:
– Сила взрыва похожа. Только не один, а сто пятьдесят тысяч. За сутки.
– Господи, – опять повторила она неизвестное мне слово, – сто пятьдесят тысяч астероидов?
– Сто пятьдесят тысяч ядерных бомб.
Она умолкла. Я даже испугался, может, врезалась в какой-нибудь парящий обломок. Лететь, то есть падать спиной вперед вообще-то было чертовски опасно. Я поскорее перевернулся. На эту «жёлтую» никакой надежды, что предупредит.
Иногда я встречал на пустошах дезориентированных. Скорее всего они тронулись умом или получили осложнения после перенесенной кривой лихорадки. Дезов отличали от нас желтые плащи с треугольными капюшонами. Говори с ними не говори, никогда не ответят. На таком споре с Тэо я потерял как-то двадцать очей.
Дезы перемещаются по городу безо всякой цели. Подолгу пялятся, но всегда сбегают, если к ним приблизиться. Иногда они сбиваются в стайки по пять или шесть человек и шатаются по улицам. Бывает, встанут, уставившись на голограммы гик-вселенной, транслирующей сны Агапэ и стоят так часами.
– Ты потеряла желтый плащ? – спросил я, решив, что моя попутчица тоже Дез, – ты жёлтая?
– Жёлтая? Нет…
– Ты разговариваешь. Дезов хоть обломками колайдера по голове лупи, слова не выбьешь.
– Это те, что носят желтые плащи? Я их видела.
– Поврежденные. Их не трогают. Чего взять с больных. Ты сама-то, сколько скрюченных пальцев заработала?
– Нисколько.
– Не гони. Ты же явно переболела кривой лихорадкой. У тебя отшибло память даже о войне Грибов. Решила, что в нас врезался какой-то астероид.
– Я не сошла с ума.
– Не используешь экранирование, не используешь дыхательные фильтры. Все, что происходит с тобой прямо сейчас – медленно, или не очень, убивает. А значит, с головой не все в порядке. Уверена, что даже мизинец на ноге не скрутился рулеткой?
– Уверена.
– У моего друга Тэо скрутилась левая рука. Он приспособился. А рука похожа на пружину. Хоть не помер. От кривой пятьдесят процентов заболевших окочуриваются.
– Может я – бессимптомная, – улыбнулась она странным образом, от которого я почувствовал себя ничего не понимающим Дезом. – Откуда она взялась? Лихорадка?