Такси привезло Битлера к загородному дому. Машина въехала на широкую аллею, в парк за решётчатым забором, и остановилась в его глубине у подъезда двухэтажного здания, - старинного замка в стиле рококо, - позади круглого белого фонтана, на одной из дорожек, посыпанных крупной мраморной крошкой. Они звездообразно разбегались от его неглубокой полированной чаши с тёмной, по-зимнему отталкивающей водой, похожей с виду на ртуть, в серую, подёрнутую дымкой чёрных ветвей сбросивших листву деревьев сень окружающего дом обширного сада, больше похожего по размерам на парк.
На крыльце показался слуга, пятидесятилетний русский эмигрант, которого Битлер приютил много лет назад, однажды буквально подобрав того на улице.
Александр вышел из машины и распорядился:
-Иван Аркадиевич! Занесите чемодан ко мне в спальную комнату! И осторожнее с ним!.. Там хрупкая вещь!
-Хорошо, сэр! - слуга слегка наклонил голову в знак того, что понял и принял распоряжение к исполнению, затем подошёл к багажнику, попробовал взять чемодан. - Ого, ... какой тяжёлый! - удивился он и, видя, что один с багажом не совладает, стал искать на подмогу садовника.
Наконец Битлер остался один на один с чемоданом в своей просторной спальной. Он тут же в нетерпении бросился к нему, будто бы только и ждал этого момента, положил его на бок и с такой расторопностью открыл его пластиковые створки, будто бы пошли последние секунды, которые решали всё, и в следующее мгновение было бы уже поздно.
Вероника лежала в чемодане свёрнутая калачиком, без сознания, и было не понятно - жива ли она вообще. Засохшие струйки крови, вытекшие из норок ноздрей и ушных отверстий, короткие и пугающие, застыли на её бледной, с нездоровым зеленоватым отливом, но всё-таки молодой и нежной коже лица.
-Вероника! - позвал он её. - Вероника!..
Александр тронул её за лоб, выбившийся из-под шапки-ушанки вместе с прядью её русых волос, приложил тыльную сторону ладони, сняв с руки перчатку. Он был едва тёплым. Её милое, почти детское, личико заворожило его, и несмотря на всю серьёзность промедления он с трудом оторвался от созерцания очаровательных его черт! Надо было спасать возлюбленную!
Его вдруг посетила мысль отчаяния, как будто он где-то в далёкой стране украл полюбившуюся ему куколку и, старательно оберегая её всю долгую дорогу, в надежде потом, - дома, - насладиться игрой с ней, аккуратно и бережно вёз эту драгоценность, но что-то не досмотрел. И от желанной игрушки осталась лишь уродливая куча пластмассовых деталей и внутренних железяк и механизмов.
Битлер прогнал дурацкое наваждение прочь: "Она будет жить!.." С этой мыслью он осторожно поднял её из чемодана, перенёс и положил на свою большую, широкую двуспальную кровать с балдахином, потом стремительно выбежал в коридор, закрыл дверь и, наконец, словно очнувшись от какого-то морока, позвал на помощь слугу:
-Иван Аркадиевич!.. Срочно!.. Несите нашатырного спирта!.. Скорее!..
Однако нашатырный спирт не помог, и Битлеру всё-таки пришлось вызвать экстренную медицинскую службу, которая едва не увезла Веронику в больницу.
Но всё обошлось: врачи смогли привести её если и не в чувства, то хотя бы вернуть к жизни её тело. А потом....
Потом она очнулась.
Радости его не было предела. Но.... Едва придя в себя, Вероника тут же впала в крепкий сон, похожий на забытьё. При этом она обильно потела и иногда, временами, даже бредила нечто бессвязное, отчего казалось, что пытается заговорить с ним. И от того несчастный Битлер весь оставшийся вечер, когда она, после укола, который он не хотел и всё медлил ей делать, наконец, успокоилась и тихо уснула, просидел у камина, потягивая понемногу скотч и рассуждая о том, в какую нехорошую историю влип.
Поступки, диктуемые чувствами, как всегда шли вразрез с логикой и здравым смыслом, с его рациональным мышлением. Битлер почти физически ощущал, как они снова тянут в какую-то неизведанную пучину, в тёмную бездну неизвестности и напрасного риска, стаскивая его с островка благополучия, к которому он уже привык и который успел полюбить, которого так давно жаждал.
Впрочем, всё ещё было ничего! Вот если бы Веронику всё-таки пришлось везти в больницу! Тогда бы обнаружилось, что у неё нет никаких документов, и, хотя она хорошо говорила по-английски, всё-таки, это был бы не тот язык, на котором ведут разговор люди, хоть какое-то время пожившие в Англии. Это сразу бы выдало в ней нелегальную эмигрантку. И у неё, а, значит, - в первую очередь, - у Битлера, возникло бы множество новых очень серьёзных проблем, последствия которых были, вообще, непредсказуемы. В любом случае, ничего хорошего ждать не стоило.