Эта ночь была последней, которую Леон должен был провести в Лондоне – уже на следующее утро он отправлялся в порт. Собственно, была даже не ночь – над городом сгустились сумерки, воздух стал сырым и влажным, всё вокруг потонуло в тумане, и из-за этого казалось, что время уже очень позднее, хотя на самом деле был ещё вечер. Белёсый туман словно пропитывал всё вокруг, на расстоянии нескольких десятков шагов ничего не было видно, и из нависшей над Лондоном дымки мог появиться кто угодно – от случайного прохожего до ночного грабителя или мифической твари, тянущей свои щупальца к людям.
Леон встряхнул головой, отгоняя ненужные мысли, и зашагал быстрее, направляясь к гостинице. Ощущение, что за ним следят, никуда не исчезло, напротив, оно стало острее, и сын Портоса незаметно опустил руку на эфес шпаги, внимательно оглядываясь по сторонам. Он толком не спал уже несколько суток, приходя в гостиницу то рано утром, то поздно вечером и проваливаясь в сон на пару-тройку часов. От этого голова слегка кружилась – от этого да ещё от голода, потому что времени нормально поесть у Леона тоже не было. Очертания людей и предметов стали размытыми, и в какой-то миг капитану показалось, что он засыпает прямо на улице. Впрочем, вечерний холод быстро освежил его, заставив вскинуть голову и плотнее запахнуть плащ.
Раздавшиеся сзади мягкие шаги не стали для Леона неожиданностью. Он, не тратя времени на раздумья, резко развернулся, выхватывая шпагу, и замер, оглядывая будущих противников. Это были трое мужчин, рослых и крепких, в тёмных плащах, с лицами, снизу замотанными такой же тёмной тканью. Все трое повторили жест Леона – обнажили шпаги и застыли, потом двое медленно разошлись в разные стороны, обходя капитана. Тот быстро шагнул к стене, едва не прижимаясь к ней спиной, и вскинул оружие.
– Кое-кто нашептал шевалье, что за ним следят, – проговорил стоящий в центре по-французски, но с сильным британским акцентом. Голос его звучал мягко и приглушённо из-за платка на лице. – А шевалье не любит такого рода неожиданностей. Что вам от него нужно, сударь?
– Не ваше дело, – бросил Леон. Он прекрасно понимал, что незнакомец нарочно забалтывает его, отвлекая от двух других нападающих, и решил действовать первым. Его резкий выпад оказался удачным, и тот, что заходил справа, отшатнулся, схватившись за раненое плечо, но в дело тут же вступили двое других, и Леон вновь был вынужден отступить к стене, отражая удар за ударом.
Нападавшие дрались молча, не тратя больше сил на расспросы и угрозы, Леон тоже молчал, и в переулке слышались лишь звон шпаг да хриплое дыхание сражающихся. Люди, подосланные таинственным шевалье, были не столь опытны в фехтовании, как сын Портоса, но их было больше, и Леон напрягал все силы, борясь за свою жизнь. За время службы в королевской гвардии ему случалось вступать в бой с несколькими противниками, но никогда он ещё не был так вымотан, как сегодня. Сердце неистово колотилось, пот стекал по вискам и лбу, влажные от сырости волосы то и дело падали на глаза, и Леон всё яснее понимал, что это путешествие в Англию может действительно стать последним.
«Не позволю!» – мысленно выдохнул он, сжав зубы. «Не позволю им остановить меня! Я ещё о многом не поговорил с Анжеликой, не восстановил отцовский замок, не доложил о шпионе королю, я не могу умереть так рано!». Эта мысль вдохнула в него новые силы, и Леон рванулся вперёд. Каким-то чудом ему удалось проткнуть раненому в руку вдобавок ещё и бедро, и тот с глухим стоном сполз по стене. Нападавший слева рассёк Леону рукав плаща, чудом не задев плечо, следующий его удар едва не проткнул капитану шею, но тот увернулся и быстрым змеиным движением вонзил шпагу в сердце противника.
«Один выбыл из строя, один убит», – лихорадочно размышлял Леон, глядя, как заколотый мешком валится на мостовую. «Остаётся ещё один». Он снова поднял шпагу, но обладатель мягкого голоса не стал драться – он отступил на несколько шагов, держа оружие перед собой, и неожиданно оглушительно свистнул. Издалека послышался топот бегущих ног, и сын Портоса понял, что к его противнику движется подкрепление.
Лет десять назад он счёл бы побег трусостью, непременно остался бы на месте, принял бой и погиб, причём вовсе не геройски, а бесславно, его тело выкинули бы в Темзу, и король никогда не узнал бы, что случилось с его подданным. Но теперь Леон был старше и умнее, ему хотелось жить, долг требовал выполнения, и бегство он считал не унижением, а вынужденной необходимостью. Именно потому он, не дожидаясь появления новых противников, развернулся и бросился прочь по улице.