— А если у него рвота и понос уже три дня, что это может изменить?
— Очень многое. Родители волнуются, а я не могу им позвонить, так как не знаю ни фамилии, ни номера телефона. Вот и полагайся после этого на Мелиссу!
— Вряд ли в районе Хэрроу-роуд много частных телефонов, — заметила Матильда.
На лестнице послышался голос Роузи.
— Кто-нибудь пришел, Тильда?
— Нет, спускайся. — После паузы Матильда добавила: — Только Томас.
Роузи появилась в дверях кухни. Она выглядела необычайно хорошенькой в маленькой шляпке, ярко-алом пальто и паре туфель на высоких каблуках с серебряной подошвой и парой тонких кожаных ремешков.
— Пока, ребята. Я пошла.
— Куда ты в такой туман? — спросил Томас.
— Просто прогуляться, — пожала плечами Роузи.
— Разве ты не останешься повидать этого француза?
— Нет, благодарю покорно.
Томас поднял брови.
— Почему?
— Господи! — раздраженно сказала Роузи. — Потому что не хочу.
— Так как он придет ко мне, чего ради ей оставаться? — быстро вмешалась Тильда. — Слушайте, вы оба, как, по- вашему, можно готовить обед в кухне такого размера, когда в ней мельтешат три человека? Роузи, дорогая, если ты уходишь, так уходи, а ты, Томас, лучше положи что-нибудь себе на тарелку, так как Рауль может прийти с минуты на минуту, и тогда это будет выглядеть sauve qui peut{20}.
Роузи быстро вышла, но Томас с поразительной настойчивостью последовал за ней в холл.
— Это не слишком вежливо.
— Ничего не могу поделать — у меня свидание.
— Ты знала этого человека в Женеве?
— Да, знала, — неохотно ответила Роузи.
— Но не очень хорошо?
— Если тебе интересно, то я знала его слишком хорошо, — раздраженно отозвалась Роузи. — А теперь позволь мне идти, так как я уже опаздываю.
Тильда услышала, как хлопнула входная дверь, когда сбегала вниз по ступенькам. Томас снова открыл дверь и крикнул вслед Роузи, не она ли приняла сообщение из Хэрроу-Гарденс. Ее отрицания долетели до них, приглушенные туманом. Тарахтение калитки и слабый стук высоких каблуков свидетельствовали о неуверенном продвижении Роузи сквозь непроглядную серую мглу. Томас вернулся на кухню, задумчиво глядя в стакан, который держал в руке. Матильда с беспокойством посмотрела на него, выложила еду со сковородок на тарелку, стуча ложкой о фарфор, и поставила ее на угол кухонного стола.
— Поешь, дорогой, а я сбегаю наверх и отнесу еду бабушке.
Миссис Эванс обычно обедала с семьей, но была слишком непредсказуемой, чтобы присутствовать в столовой при гостях. Как бы то ни было, этим вечером она оплакивала потерянную девственность, поэтому отказывалась от пищи и питья.
— Песок, песок, песок! — сказала она Тильде, окидывая безумным взглядом увешанную коврами комнату. — Ничего, кроме песка! Не думаю, Матильда, что я когда-нибудь увижу что-нибудь снова, кроме этих бескрайних желтых песков, тем более верблюда, скачущего ко мне с моим шейхом на борту!
— На борту? — переспросила Тильда.
— На борту корабля пустыни, — объяснила миссис Эванс.
— Постарайтесь съесть ваш ужин, дорогая. Сегодня он особенный — я специально приготовила его для моего француза.
— Какого француза?
— Я же рассказывала вам утром, бабушка — человека, с которым я познакомилась в Женеве.
— Зачем он притащился сюда из Женевы? — резко спросила миссис Эванс.
— Ну, он хотел повидать меня.
— Я спущусь, — заявила миссис Эванс, поднимаясь с дивана, на котором ранее скакала по пустыне, и начиная шарить в гардеробе в поисках подобающего наряда.
— Нет, — поспешно сказала Матильда. — Он... ну, он хочет поговорить со мной наедине, бабушка.
— Наедине? А как же Томас и Роузи?
— Роузи ушла, чтобы не встречаться с ним, а Томас должен ехать по вызову. Ешьте ваш ужин, дорогая. Вы должны поддерживать силы, — добавила Тильда, прибегая к довольно низкой уловке, — если хотите снова скакать по пустыне.
Но бабушка покачала головой.
— Какой смысл скакать, когда он меня догнал? — Она мечтательно улыбнулась, но вскоре ее худые старческие руки задрожали, стуча ножом и вилкой по тарелке. — Скажи ему, что я больше не хочу его видеть! Он сломал свою Английскую Лилию, бросил ее ради другой и оставил рыдать среди песков, но пусть остерегается, ибо Мадонна Лилия превратилась в Тигровую Лилию! — Миссис Эванс положила нож и вилку рядом и приподняла одно веко — посмотреть, какой ей принесли пудинг. — Эти офранцуженные арабы — самая худшая категория.
Когда Тильда спустилась, Томас все еще разговаривал по телефону, фиксируя завтрашние визиты в маленькой записной книжке, советуя, объясняя, настаивая, успокаивая и обещая «забежать», если туман слегка рассеется.