Окно поддалось с трудом, так и норовя меня выдать непрошеным скрипом. Кое-как я выбрался на улицу и пошел. На ходу я то и дело чесал щеку и, когда оказался у моря, увидел, что под ногтями забилась кровь. Не знаю, на что я надеялся: услышать колыбельную, умереть или все сразу. Гладкие камни щёлкали и перекатывались под ногами. Я поднял один из них и швырнул в воду. Затем еще один и еще. Я не слышал их всплеска, да мне и не нужно было слышать. Только один раз послышался глухой удар обо что-то, но и его почти поглотил рокот волн. Вспотевшая рубашка прилипла к телу. Неужели, там кто-то купался, а я… я его убил? Не разбирая дороги, я бросился в волны, кашляя и отфыркиваясь от соленой воды. Что-то покачивалось на волнах. Рука нащупала что-то склизкое и холодное, а другая запуталась в водорослях, оказавшихся волосами. Очки я потерял, а огни ближайших домов давали слишком мало света. И все же это была она. Русалка. Моя мать. Тонкий змеиный хвост обвился вокруг ноги. Она была совсем небольшой и тонкой, словно в ее теле совсем не было мышц. Я обнял ее и зарыдал.
— Мама, не надо. Не умирай. — шептал я, убаюкивая ее в волнах, но глаза мамы оставались закрыты.
Я рыдал навзрыд как рыдают мальчишки в книгах, ничуть не заботясь о том, что кто-то меня услышит. Я знал, что это пошло и глупо, но ничего не мог с собой поделать. Так я стоял в воде, не обращая внимания на усиливающуюся боль в ноге, словно невидимая петля сжимала мою голень, мешая притоку крови. А потом мама открыла глаза. Когда острые зубы впились мне в руку, я удивился. Удивление сменилось обидой, и только потом пришел страх. Я попробовал закричать, но захлебнулся в воде, быстро наполнившей мои легкие. Зубы разжались, но боль только усилилась. Вода разъедала рану словно кислота. Вдруг, русалка разжала хватку, забилась словно в конвульсиях и ударила меня хвостом, вышибив последние пузырьки воздуха из легких. Последнее, что я помнил — это далёкие огни дома, укоризненно смотревшие на меня сквозь толщу воды.
Море, куда я угодил, было черным, и я растворялся в нем, без остатка, пока меня не позвал голос.
— Лора-ли-ло… Спит, Лорас, сынок, мама придет, из-за моря придет…
Все повторялось. Я откашливал воду, пока мои легкие скукоживались от холодного воздуха. Солнце окрасило алым чешуйчатый хвост. Рядом валялось лодочное весло, смазанное чем-то черным. Я отвернулся от этого тошнотворного зрелища и встретился глазами с мамой. Она убрала волосы с моего лица и вздохнула.
— Лорас, ты идиот. Нормальные люди купаться днем ходят.
Одежда прилипла к ее телу и блестела, словно чешуя, да и сам голос неуловимо изменился, в нем больше не было гнева, лишь страх и… любовь? Где-то я его слышал, но где, я не знал.
— Мам, это ты пела? — спроси я.
— А кто ж еще… Пойдем, отец с ума сходит.
Я обнял ее, и она неловко погладила меня по голове. Руки мамы все еще дрожали, когда я вновь услышал ее тихий голос.
— Я ее для тебя сочинила… Там, в море, а так бы сума сошла, эти-то твари так и кружили, а они только шипеть горазды. С такой компанией и человеческую речь забыть недолго.
Конец