– А мож и стрелять не станут, штыками переколят, как поросят и всё, – добавил Прохор.
– Или так, – кивнул я, соглашаясь с беролаком.
Кулебякин повернул голову к парню и сказал:
– Федь, подними нашу ячейку и веди сюда. Только тихо чтобы.
Тот угукнул, недобро посмотрел на меня с помощниками и неторопливо отошёл от нашей компании.
– А вы лекарства не привезли? В лагере очень много больных и раненых, а немцы отказываются им помогать, – вновь обратил свой взгляд на меня мужчина.
– Нет. В моём отряде их почти нет.
Тот тяжело вздохнул, помолчал с минуту и вновь спросил:
– Раненых и больных сможете забрать? Есть те, кто не переживёт ближайшие дни без помощи.
Я ненадолго задумался, потом ответил:
– Только тех, кто переживёт путь в санях, это по времени около дня будет. И я сам отберу их.
– Поделишь на живых и мёртвых, – тихо сказал Кулебякин.
– Война, – также тихо произнёс я. – Жертвы можно только уменьшить, но без них даже боги не обходятся.
– Боги? – мужчина странно посмотрел на меня.
– Енто не твово ума дело, мил человек, – опять встрял в разговор Прохор. – Всему своё время.
– А о чём ты хотел со мной поговорить? Ради чего пришёл в лагерь? – перешёл на «ты» вожак пленных.
– Основное я уже сказал. Это подготовка твоих подчинённых к прорыву и удару по немцам изнутри, когда они не ожидают этого. А ещё я хотел взять людей для своего отряда. Бойцов у меня сильно не хватает. Первого попавшего же я брать не хочу. А здесь есть те, кто готов жизнь положить, но уничтожить столько фашистов, сколько получиться.
– Ткни в любого – и он окажется таким, – криво усмехнулся Кулебякин. – Хотя, нет, вру. Многие уже сломались, их убивать станут, так они в ответ сами грудь под штык подставят, желая поскорее отмучиться.
– Я знаю, как таких определить, и точно не возьму их к себе.
– Сколько людей ты хочешь забрать и сколько больных?
– По трое на сани…ну, пусть будет четверо. Итого двенадцать. И примерно пятнадцать тех, кто сможет идти на своих двоих. Пусть недолго и не быстро. Но я их сам хочу выбирать, и потому нужна хотя бы сотня человек для личной беседы.
– Мало, но что ж поделать, – вздохнул собеседник.
Ещё два часа мне пришлось провести в лагере военнопленных, который перед моим уходом стал напоминать разворошённый муравейник: проснулись даже те, кого не будили. А с другой стороны, от холода и голода крепкий сон не заработать.
Число военнопленных пришлось увеличить по просьбе Кулебякина. Вместо двенадцати – такое число я озвучил выше – я погрузил в сани двадцать больных. И ещё восемнадцать взял с собой. Тех, кто мог передвигаться самостоятельно. Уже перед самым отъездом ко мне опять подошёл Кулебякин и попросил взять ещё одного человека. Невысокого роста, неизвестный был одет даже лучше помощника Кулебякина, он имел ватные штаны с ватником, обрезанные валенки, шарф и пилотку. Кстати, шарфом у него было обмотано лицо так, что торчали только одни глаза. Стоило мне взглянуть на его ауру, как я не удержался от тихого возгласа удивления:
– Женщина? Здесь?
– Тихо… не хочу, чтобы об этом узнали остальные. Всего семеро в курсе, кто она такая.
– И кто же? – я опять надавил на него ментальной магией.
– Жена комиссара Вильченко из штаба 128 стрелковой дивизии. Возможно, её муж всё ещё жив. Если немцы поймают её, то могут попытаться сыграть подлую партию против комиссара, – почти мне на ухо сказал он. – Вытащи её, пожалуйста, Киррлис. И передай нашим, кто она такая и что жива.
– Хорошо, сделаю.
Раненых и ходячих я сразу же отправил в лагерь к Источнику, оставив с собой только Прохора.
На следующий день я опять пошёл по адресам немцев, чьи кандидатуры на роль вассалов предложил штабсинтендант. Первым навестил доктора.
– Я согласен, господин знахарь или герр дьявол, – тусклым голосом сообщил он мне. – Не знаю, кто вы настоящий. Забирайте мою душу и дайте мне пожить ещё на этой земле.
– Жертву нашли?
Тот после моего вопроса ещё более сгорбился и молча кивнул. Жертвой оказался раненый немец из его госпиталя, который должен был сегодня отправиться в отпуск для дальнейшего излечения. Его исчезновение обнаружат не сразу, если вообще это случится. И уж точно подозрение не падёт на начальника лепельского госпиталя. Сейчас невезучий сын фатерлянда, обколотый морфием, спал на полу за диваном на квартире Адольфа Беккера.