— Мне нужна зацепка, пусть одна, — вздохнул Полянский. — Свидетель, след, чья-то случайно оброненная фраза…
— Так ищи ее! — возмутился начальник отдела. — Ищи, Стасик…
— Я этим занимаюсь, — процедил Полянский. — Знать бы, по какому критерию маньяк отбирает жертв, можно было бы подсадить «утку».
— Какую утку, Стасик?.. — охнул Фролов. — В городе полно красивых девушек — мы не можем следить за каждой.
— Маньяк выбирает только одиноких барышень, тех, кого не сразу хватятся, — вступил в полемику Стас. — Я пытаюсь выяснить, где он берет необходимые сведения.
— Дохлый номер, — покачал головой начальник, — сведения о девушках можно получить из множества источников. Один Интернет чего стоит! Вы проверяли электронную почту жертв, странички в соцсетях, телефонные разговоры?
— Специалисты занимаются этим, но результата пока нет. Связь между жертвами не установлена.
— Что еще планируешь предпринять?
— Есть вариант побывать в женских общежитиях и в учебных заведениях: может статься, кто-то из персонала заметил подозрительное лицо, маячившее неподалеку. Можно пройтись по центральному парку — одному из излюбленных мест знакомства с девушками.
— Направь запрос в ГУВД, пусть попробуют, — разрешил Фролов. — А ты думай, Стасик, думай… рассуждай. Чтобы понять маньяка, нужно влезть в его шкуру!
— Я Вам еще нужен? — уточнил Полянский у замечтавшегося шефа.
— Иди, — распорядился Фролов, — завтра зайдешь, доложишь, что сумел раскопать.
Забрав папки, Стас вышел. Его и без того гадкое настроение только ухудшилось после нагоняя Фролова. «Влезть в шкуру маньяка! — рассуждал про себя Стас. — Легко сказать!»
Вернувшись в кабинет, следователь разложил на рабочем столе фотографии жертв, пытаясь в них отыскать ту самую подсказку, которую он мог упустить. Между убитыми девушками не было никакого внешнего сходства, кроме того, что все они были моложе тридцати, имели ухоженный вид и природную привлекательность. Ни род занятий, ни предпочтения жертв, ни тем более их увлечения, ни слова не говорили об их соответствии какому-либо общему признаку. «Из этого следует, что маньяка интересуют не какие-то определенные внешние данные, а все молодые женщины, — рассудил Полянский. — Предпочтительно, длинноволосые и высокие, но это не обязательные требования».
В который раз пробежавшись по фотографиям и данным жертв, следователь вынул из общей кипы бумаг психологический портрет преступника и вчитался в знакомые фразы. «Молодой, физически слабый мужчина, безжалостный и импульсивный. Вероятнее всего — имеющий физические и психические отклонения. Почерк убийств указывает на то, что он испытывает ненависть к красивым девушкам и мстит им за собственную неполноценность, обезображивая их лица. Одновременно с этим имеет повышенное сексуальное влечение и болезненные фантазии, которые не может воплотить без причинения половому партнеру физической и душевной боли. Предположительно, состоит на учете в психдиспансере или освобождался от армии по психиатрическому заболеванию. Некоторые телесные повреждения жертв позволяют сделать вывод, что преступник имеет настолько выраженные внешние дефекты, что редко появляется на людях и имеет отталкивающую внешность», — все это Стас знал почти наизусть.
— Где же ты прячешься, гад? — прошипел недосягаемому маньяку Стас. — В какой дыре сидишь и как заставляешь жертв заползти в твое логово?
Получив психологический портрет еще полтора года назад, когда жертв было пятеро, следственное управление возрадовалось: такого «красавчика» разыскать труда не составит! Но перерыв вдоль и поперек весь город, пригород и область, никто ничего не нашел. Руководители сдулись, а следователь Полянский, которому поручили вести дело, и вовсе приуныл.
Преступник был на свободе, а список его жертв все рос. Сначала девушек находили с интервалом в полгода, потом каждый квартал, а этой весной маньяк превзошел себя — ежемесячно новая девушка! Город гудел, как развороченное осиное гнездо; взмыленные полицейские и народные дружинники ежедневно делали обходы, но все зря. Описанный как придурковатый уродец, маньяк продолжал свое темное дело, с неподобающей для него осторожностью планомерно подчищая за собой улики. Новые самодельные маски, разрисованные детской гуашью, укрывали лица изувеченных девушек. И если у первой жертвы имелось лишь несколько порезов на лице, то последние были обезображены гораздо сильнее. Безнаказанность поощряла маньяка придумывать все новые пытки для своих безвольных игрушек, упиваться собственным безумием.