Джомо и герцог возвращаются.
Джомо. Это, верно, ее брат-разиня бродит, как лунатик. Лоренцо отведет вашу красотку во дворец через потайную дверь; а что до нас, чего нам опасаться?
Маффио. Эй! Кто вы такие? Стойте! (Вынимает шпагу.)
Джомо. Честный олух, мы твои друзья.
Маффио. Где моя сестра? Что вы тут ищете?
Джомо. Твою сестру утащили из гнезда. Отворяй, сволочь, решетку сада.
Маффио. Вынимай шпагу и защищайся, убийца!
Джомо (бросается на него и обезоруживает). Стой, болван! Ни с места!
Маффио. О позор! О злейшее из зол! Если во Флоренции есть законы, если справедливость живет еще на земле, клянусь всем, что истинно и священно в мире, я паду к ногам герцога, и он вас обоих велит повесить.
Джомо. К ногам герцога?
Маффио. Да, да, я знаю, что мерзавцы вроде вас убивают безнаказанно целые семьи. Пусть я умру, слышите, но, умирая, не буду молчать, как все другие. Если герцог не знает, что его город — лес, полный грабителей, отравителей, обесчещенных девушек, я скажу ему о том! О разбойники! Кровь и железо! Я найду на вас суд!
Джомо (со шпагой в руке). Ударить, ваша светлость?
Герцог. Ну вот еще, бить этого беднягу! Иди-ка спать, друг мой; завтра мы пришлем тебе несколько дукатов. (Уходит.)
Маффио. Это Алессандро Медичи!
Джомо. Да, любезный олух, он самый. Если тебе дороги твои уши, не хвастайся его посещением.(Уходит.)
Сцена 2
Улица. Рассвет. Маски выходят из освещенного дома. Торговец шелком и золотых дел мастер открывают свои лавки.
Торговец шелком. Ну, ну, дядя Монделла! Уж и ветерок для моих тканей! (Раскладывает шелка.)
Золотых дел мастер (зевая). Хоть головой об стену! К черту их свадьбу! Я глаз не смыкал всю ночь.
Торговец. И моя жена тоже, сосед; бедняжка то и дело ворочалась, словно угорь! Эх, когда молод, под звуки скрипки не заснешь.
Золотых дел мастер. Молод! Молод! Хорошо вам говорить! Когда у тебя такая борода, то уж ты не молод, а от их проклятой музыки, видит бог, не захочется мне плясать!
Проходят два школьника.
Первый школьник. Ничего нет интереснее. Проберешься сквозь ряды солдат к самой двери и глядишь, как они выходят в разноцветных одеждах. Стой! Это дом Нази. (Дышит на пальцы.) Моя сумка морозит мне руки.
Второй школьник. А подпустят нас?
Первый школьник. А по какому праву нас не подпустят? Мы флорентийские граждане. Посмотри-ка на весь этот люд у дверей; сколько лошадей-то, пажей, ливрей! Ходят взад и вперед, — надо только немножко разбираться, я могу назвать всех важных особ, — разглядишь хорошенько все платья, а вечером рассказываешь: "Страшно хочется спать; я всю ночь провел на балу у князя Альдобрандини, у графа Сальвиати; князь был одет так-то, а жена его этак", — и не лжешь. Пойдем, возьмись-ка сзади за мой плащ.
Становятся у дверей дома.
Золотых дел мастер. Послушайте-ка маленьких зевак! Пусть бы кто-нибудь из моих подмастерьев занялся такими делами!
Торговец. Ладно, ладно, дядя Монделла, где забава дается даром, там молодежь не в убытке. Большие удивленные глаза всех этих шалунишек радуют мое сердце. Вот и я был такой — нос по ветру, ищу новостей. Кажется, дочь Нази — красивая девка, а Мартелли — счастливый малый. Вот это — настоящая флорентийская семья! Какая осанка у всех этих знатных господ! Признаться, любы мне эти празднества! Лежишь себе спокойно в постели, приподымешь угол занавески, время от времени поглядываешь на огни во дворце, как они двигаются то туда, то сюда; поймаешь, ничего не платя, обрывок музыки, что играют там, и говоришь себе: "Ну, ну! Это пляшут мои ткани, мои бесценные красавицы пляшут на милых телах всех этих славных и честных господ".
Золотых дел мастер. Немало там пляшет и таких тканей, за которые не плачено, сосед; эти-то меньше всего жалеют, когда их поливают вином и вытирают ими стены. Что знатные господа забавляются, это понятное дело, на то они и созданы; но, знаете, всякие бывают забавы!
Торговец. Да, да, вот хотя бы танцы, верховая езда, игра в мяч и мало ли еще. Но вы-то что хотите сказать, дядя Монделла?
Золотых дел мастер. Довольно уж сказано. Я-то знаю. Ведь никогда еще стены всех этих дворцов не доказывали лучше, как они прочны. Прежде им не надо было такой силы, чтоб защищать предков от хлябей небесных, как сейчас, чтоб поддерживать внуков, когда они перепьются.