Мама уже сидит там, выжидающе глядя на меня, на столе расставлена еда. Она улыбается, как будто немного не уверена, как себя вести. Я не могу не заметить, что сегодня она выглядит хуже, ее кожа более бледная, уголки глаз опущены, седеющие волосы прямые и сухие.
— Как ты, мам? — спрашиваю я ее, садясь на свое место и складывая салфетку на коленях.
— Я? — спрашивает она, складывая руки перед собой. Они выглядят худыми и жилистыми, в пятнах, намного хуже, чем у сорокапятилетней женщины. — В порядке. Просто устала. Ты же знаешь, как сложно вести хозяйство.
Я бросаю взгляд на Фамке, когда она возвращается в комнату с бутылкой вина.
— Ну, для этого у нас есть драгоценная Фамке, не так ли? — указываю я.
— Ей нужно больше отдыхать, — говорит Фамке, наливая красное вино. — Я говорю ей, говорю, но ты знаешь, какая она упрямая.
— Мам, — ругаю я ее, когда Фамке выходит из комнаты. — Ты должна делать так, как говорит Фамке. Управлять домом — ее работа, а не твоя. Ты должна лишь заботиться о себе, — она фыркает на это и делает глоток вина. — Может, еще раз сходить к доктору Филдингу? — решаюсь я, хотя городской врач, похоже, никому не помогает. Он любит называть каждую проблему, с которой сталкивается женщина, «истерией».
— Нет, нет, — пренебрежительно говорит она, прежде чем поставить свой бокал и уставиться на меня. — Я в порядке. Хватит обо мне. Расскажи о своем дне, — мой желудок громко урчит в знак протеста, и она, кажется, слышит это. — Нет, подожди. Сначала поешь. Ешь давай. Потом расскажешь.
Я подчиняюсь, выпиваю немного вина и закусываю супом с хлебом. Когда утоляю голод, начинаю.
— Мой день, ну, честно говоря, его очень трудно описать.
Я хотела разразиться обличительной речью о том, как она отправила меня плохо подготовленной, без припасов и расписания занятий, но теперь, когда вижу, что сегодня она кажется особенно хрупкой, решаю воздержаться. Кроме того, Сестра Маргарет потом дала мне расписание, и когда во второй половине дня у меня был урок мимикрии с профессором Крейном, он подарил мне блокнот, перевязанный черной лентой, пару карандашей, грифельную доску и немного мела. У меня не было сумки, чтобы взять ее с собой, поэтому он сказал, что подержит ее у себя до завтрашнего урока. Что было довольно мило с его стороны. Думаю, он чувствует себя неловко из-за попытки прочитать мысли.
— Первый день всегда ошеломляет, — говорит мама, кивая.
Это мягко сказано.
— Можно я тебя кое о чем спрошу?
Она прикладывает салфетку ко рту.
— Конечно.
— Есть ли что-то… странное в самой школе? Какая-то магия или заклинания, которые защищают кампус? Я с трудом помню тесты, которые сдавала, когда мы ездили туда летом, и ничего больше из того визита. Даже сейчас трудно вспомнить, что произошло сегодня. Я почти все забываю.
— Это нормально, дорогая, — говорит она, делая глоток вина.
— В каком смысле это нормально? — спрашиваю я.
Она берет ложку и пристально смотрит на меня.
— Нормально для этой школы. Там ты испытаешь много такого, что покажется странным и необычным. Тебе просто нужно доверять программе. Доверять процессу. Я бы не отправила тебя туда, если бы не считала это необходимым.
— Но ты так долго ждала, — говорю я. — Я могла бы получить фору, пойти учиться, когда мне было пятнадцать-шестнадцать.
— Ты же знаешь, почему мы ждали, — натянуто говорит она. — Я надеялась, что Бром вернется.
Мое сердце замирает при упоминании его имени. Кажется, что о нем больше никто не говорит. Словно он существовал только в моей голове. Но мое тело помнит, и сердце тоже.
— Кроме того, — продолжает она, макая хлеб в суп, — школа предназначена для учеников всех возрастов. Никакой форы. Это не соревнование.
В этом она права. Некоторые из студентов, которых я видела, были моего возраста или моложе, но и много взрослых. Некоторым на вид даже за тридцать.
— Но если я не смогу вспомнить, чему меня учили, когда покидаю территорию… — начинаю я. — Как я могу чему-то научиться?
— Катрина, — говорит она, и в ее голосе нет терпения. Она никогда не называет меня Кэт. — Подумай об этом на минутку. Где ты проходила тесты? В школе, в той же школе, в которую ты пойдешь завтра, и вся информация хлынет потоком, — она теребит салфетку. — Там есть заклинания, обереги, наложенные твоими тетушками много лет назад. Было несколько несчастных случаев, когда ученики покидали школу и начинали рассказывать о том, что они изучали. Государство бросило на нас тень подозрения. Потребовалось очень много времени убедить правительство в том, что наша школа соответствует всем требованиям и мы платим налоги.