Связанный лось был привезен в поселок на санях, запряженных терпеливыми и послушными лошадьми.
С этой минуты жизнь для лося стала какой-то непрерывною сменой грохочущих толчков и остановок… Его перетаскивали из одного странного решетчатого ящика в другой, в которых его везли куда-то, в неведомый мир. Сквозь решетки, он видел, как деревья, поля и холмы неслись мимо него в безумном беге.
Его вынимали из ящика, и шумная толпа окружала его, беспомощно лежащего, и глазела на него, разинув рты и вытаращив глаза, пока наконец черная грива на его плечах не начинала подниматься от ярости и гнева… Потом кто-то прогонял прочь толпу, и лось вновь погружался в серый туман отупения. Одно чувство глухой вражды ко всему оставалось в нем.
Наконец он прибыл в шумную местность, где не было деревьев, а только какие-то, как ему казалось, большие, высокие, обнаженные скалы, красные, серые, желтые, зеленые; они были все в дырах, около которых суетились люди, как муравьи. Эти страшные скалы двигались двумя бесконечными рядами, пока лося не привезли к просторному полю с редкими деревьями на нем. Тут негде было укрыться от чужих глаз, не было густой, тенистой чащи, чтобы спокойно полежать в ней; но все же здесь виднелись зеленые ели, был простор и хоть какой-нибудь покой.
И когда лося развязали и оставили здесь, он даже обрадовался и, подняв голову, стал жадно вдыхать дрожащими ноздрями свежий воздух.
Люди, доставившие его в «парк для крупных животных» зоологического сада, как на их языке это называлось, и в «тесный телячий загон», как сказал бы великан-лось, привыкший к беспредельным пространствам лесов, если бы умел мыслить и выражаться по-человечески, — эти люди, освободив пленника от его уз, стояли теперь и с любопытством смотрели на великана. В течение нескольких минут он не видел их, забыл о них. Затем его злоба и ненависть мало-помалу начали возвращаться к нему. Выражение его глаз изменилось, в глубине их загорелся гордый, неустрашимый огонь… Грива зашевелилась…
— Пора уходить. Новичок наш, видимо, собирается подумать о сведении кое-каких счетов, — спокойно заметил директор, обращаясь к старшему смотрителю сада и другим служащим.
Все они двинулись назад, к тяжелым воротам, и в тот самый момент, как они достигли выхода, с диким оглушительным ревом, какого еще не слыхали эти места, лось ринулся на своих тюремщиков; но те юркнули в ворота, захлопнули их и задвинули массивные засовы.
И как раз вовремя. В следующее мгновение великан ударил всей своей тяжестью в преграду. Огромные крепкие петли и железные прутья ограды около ворот звякнули, задребезжали и даже чуть подались под страшным толчком. Но в тот же миг выпрямились и отбросили назад нападавшего.
Лось с недоумением взглянул на препятствие, такое слабое по виду и такое непреодолимое… Потом он отвернулся с презрительным видом и пошел осматривать свои новые владения.
Сперва лося называли «Великан дяди Адама». Но вскоре служащие и посетители сада сократили, как это всегда бывает, данное животному название, и вместо «Великана дяди Адама» в лосином загоне оказался «Дядя Адам»…
Между тем пленник заинтересовался осмотром своих новых владений, и негодование его стало остывать. Уединиться здесь было негде: лиственные деревья стояли обнаженными, а хвойные — далеко одно от другого. Не было густых еловых и можжевеловых зарослей, в которые он мог бы уйти. Но от надоедливых людских глаз все-таки можно было спрятаться за какой-то грубой деревянной постройкой; а там оказались ледяные сосульки, висевшие с крыши, и сугроб снега под стеною, холодное прикосновение которых к морде и языку помогало лосю почувствовать себя здесь, как дома…
Лось пошел дальше через отлогий холм, в долинку. Здесь вдруг среди деревьев он наткнулся на странное препятствие, похожее на гигантскую паутину. Сквозь нее он мог явственно видеть места подальше, и эти места казались ему именно такими, каких ему хотелось бы: там было больше деревьев, и они стояли гораздо теснее чем здесь. Он спокойно толкнул паутинное препятствие, но, к его изумлению, оно не раздвинулось перед ним… Он взглянул на него вопросительно: может ли быть, чтобы такие тоненькие нитки не пускали его вперед? Толкнул их еще раз сильнее, и настолько же сильнее они его оттолкнули…
Горячая кровь ударила лосю в голову, и он с яростью кинулся на паутину всем своим мощным телом; непроходимая, но эластичная, загородь из стальной проволоки подалась, но тотчас же выпрямилась и отдала ему его толчок с такой силой, что он повалился назад через голову.