– Ужасно, – сказал я, и в этом слове не было ни капли неправды.
– Вы купили, я вижу, много подарков. Может, купите у меня несколько пачек чаю? Есть чай из Цейлона, Индии, Китая…
– Нет, нет. Поверьте, я люблю чай, но сильно растратился и не могу купить ничего, кроме постели в поезде.
– Ладно, – сказала хозяйка и продолжила остервенело и молча протирать прилавок.
Лимон плавал на поверхности, чай дымился, а я дул на него, потому что не умею пить горячее.
– У вас есть дети? – спросила вдруг хозяйка.
– Да. Двое. Девочки.
– Вы счастливый человек.
– Согласен. Но ведь и вы счастливы. У вас есть сын.
– Мой сын… – она произнесла эти слова мечтательно и мягко. Потом, будто вспомнив, что здесь посторонние, добавила сдержаннее, – это мое счастье и моя опора. Вы похожи на доктора, – продолжала она. Я пожал в ответ плечами. – И мне хочется поделиться с вами тем, что лежит у меня на душе.
– Я – незнакомый вам иностранец.
– Тем лучше. Вы никому не расскажете и, может, никогда больше не будете в нашем городе.
Я пил чай, а она продолжала:
– Я хотела его убить. Его отец бросил меня, и я хотела сделать аборт. Подруга договорилась с доктором, тетя дала деньги, и я пошла в больницу. Мне было лет двадцать. Никто ни о чем ни разу не говорил со мной серьезно. Что я могла понимать? И вот, я вхожу в кабинет, ложусь по приказу на кресло…
Она все трет уже сияющий прилавок и, не поднимая глаз, продолжает рассказ. Из подсобки слышно, как моет стаканы и что-то мурлычет под нос ее сын.
– А за окном больницы – храм. И там начинается служба. Был какой-то праздник. И вдруг начинают звонить колокола! Звон врывается в кабинет, а я лежу на кресле с расставленными ногами. Доктор гремит рядом своими хирургическими инструментами… И вдруг какая-то сила подбрасывает меня на ноги, я одеваюсь на ходу и пулей вылетаю из кабинета. Этот звон стоит в моих ушах до сегодняшнего дня. Я слышу его каждый раз, когда смотрю на моего мальчика. Страшно подумать, что его могло бы не быть рядом со мной.
Мой чай остывал. Я пил его и смотрел на женщину, которая, казалось, разговаривала сама с собой и вытирала прилавок.
– Спасибо. Мне пора на поезд.
– Жаль, что вы ничего не купили у меня для своих девочек. Но все равно, будьте здоровы.
Я вышел из магазина и поспешил на вокзал. В поезд я вошел за две минуты до отправления.
На Западе закон сильнее обычая
На Западе закон сильнее обычая и голос Фемиды сильнее голоса крови. Папа, к примеру, шлепнул по попе тапком сына за какой-нибудь проступок. Этот немецкий (норвежский, французский) змееныш, этот Павлик Морозов звонит с мобилки, купленной папой, на номер, который в школе всем продиктовали. Через полчаса специальная служба папу штрафует или даже «закрывает». На Востоке это невозможно. Там вековые обычаи важнее, чем рожденные вчера законы. Там голос крови и семейные связи сильнее, чем кособокое «человеколюбие».
Миллионы людей молились и молятся Богу
Миллионы людей молились и молятся Богу, и всех их слышит Бог. Не только слышит, но и понимает. И понимает не потому, что Он полиглот, не потому, что знает все человеческие языки со всеми их наречиями и произношением. Не потому. А потому, что слышит Бог человека еще до того момента, как раскроются молящиеся уста. Зародыша в женской утробе видит Бог с первых секунд зачатия, и зарождающуюся молитву видит Бог в глубине человеческого сердца еще до того, как она станет звуком.
Язык сердца нашего знает Бог. В этом языке нет подлежащих и сказуемых, причастий и наречий, запятых и кавычек. Но в нем есть то, чем живет человек: вера, тревога, радость, страх, сострадание. Все это видит и понимает Бог.
А если звуки, слетающие с уст человека, не соответствует тому, что живет в сердце человека, то это вовсе не считается молитвой. Как на бессмысленно и беззвучно открывающую рот рыбу, смотрит Бог на такого человека, и жалко Ему, что это не вполне человек.
В одном большом селе
В одном большом селе, где была одна церковь и два магазина, возле клуба на доске объявлений появился плакат: «Помогите Иисусу Христу!» Плакат был написан от руки тушью на большом куске ватмана. Внизу приписка: «Сбор добровольцев в 16.00 во дворе храма», а в правом верхнем углу мелкими буквами: «Срочно всем, всем, всем!»
Уже в половине четвертого во дворе церкви было людно. Пришло много женщин с едой и лекарствами. Они шептались между собою о том, что Иисус, быть может, пришел опять на землю. И какое счастье, что именно к ним. Может быть, Он голоден или болен? Каждая готова была взять Его к себе в дом, разве что боялись мужей. Еще бы. Эти грубияны не читают Евангелие, а по воскресеньям идут не в храм, а на охоту или рыбалку.