Возгордившийся царь наказан. Точнее, не наказан, а смирен для его же пользы. В смирительную рубашку одевают и связывают разбушевавшегося душевнобольного. Смирительное унижение постигает гордеца на вершине кажущегося благополучия.
Бывшее с одним человеком может стать уроком для всех людей. И то, что случилось со всеми людьми, может быть предостережением любому отдельному человеку. Это потому, что в одном человеке вмещается все человечество, и наоборот, все человечество похоже на одного Человека, совершающего жизненный путь сквозь столетия и континенты.
История Навуходоносора произошла с одним, но касается всех. Зато история о строительстве Вавилонской башни произошла со многими, но касается каждого. Это было задолго до Навуходоносора, но на том же месте–в Вавилоне.
Залезть на небо и «сделать себе имя» – это ли не цель для изгнанного из Рая и забывшего о Рае человека?
«И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли. И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать; сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город [и башню]» (Быт. 11:4-8).
Что мы строим и чем гордимся? Разве мы не поместимся в гроб? Разве нас будут помнить хотя бы десять человек спустя десять лет после нашего перехода?
Те прорабы, инженеры и каменщики Вавилонского небоскреба рассеялись и растворились в нас. Мы – их дети. У этих отцов учиться нечему. Гораздо полезнее опыт царя Навуходоносора:
«По окончании же дней тех, я, Навуходоносор, возвел глаза мои к небу, и разум мой возвратился ко мне; и благословил я Всевышнего, восхвалил и прославил Присносущего, Которого владычество – владычество вечное, и Которого царство – в роды и роды. И все, живущие на земле, ничего не значат; по воле Своей Он действует как в небесном воинстве, так и у живущих на земле; и нет никого, кто мог бы противиться руке Его и сказать Ему: “что Ты сделал?” В то время возвратился ко мне разум мой, и к славе царства моего возвратились ко мне сановитость и прежний вид мой; тогда взыскали меня советники мои и вельможи мои, и я восстановлен на царство мое, и величие мое еще более возвысилось.
Ныне я, Навуходоносор, славлю, превозношу и величаю Царя Небесного, Которого все дела истинны и пути праведны, и Который силен смирить ходящих гордо» (Дан. 4:31-34).
Удивления достоин не только смирившийся восточный деспот. Удивления достойны его советники и вельможи. Они не разодрали царство на части, не дали империи окунуться в водоворот кровавых стычек между претендентами на верховную власть. Они дождались выздоровления царя. Честно сказать, наше мелкое время на такие дела уже неспособно. Люди изменились. А Бог – нет. Он и ныне по воле Своей действует как в небесном воинстве, так и у живущих на земле. Он силен смирить ходящих гордо.
Строители башни рассеиваются, как пыль. Великий царь становится на четвереньки и ест солому. Но все же у него есть чему поучиться. Все-таки разум его к нему возвратился, и он прославил Царя Небесного.
Пока мы, гордо перебирающие в уме общечеловеческие победы и достижения, не упали на четвереньки, пока мы, озирающие мысленным оком всемирный Вавилон, не стали есть солому и когти, как у птиц, не отросли у нас на руках, поспешить бы нам с молитвами и хвалой Всевышнему, поскольку все живущие на земле ничего не значат и нет никого, кто мог бы противиться руке Его и сказать Ему: «Что Ты сделал?»
Вход в Иерусалим
Я думал, Ты тяжелый. Нет, напротив, Сидишь так мягко. Не болит спина. Не то что в прошлый раз. На повороте Я был неловок, и вон та стена
Мне даже ободрала бок до крови. Ослам несладко. Хорошо корове. Коров не бьют. Их доят, кормят сытно. Одним ослам беда на целом свете.
Людей так много, ничего не видно. Все машут ветками, кричат и эти дети… Откуда столько набралось народу? Так много шума я не слышал сроду.
Гляди, одежды стелят мне под ноги. Копытам мягко, даже непривычно. От этих тряпок не видать дороги. Нет, день сегодня вправду необычный.
И ласкова рука у седока. Такая сильная, но добрая рука. Скажу ослам, они мне не поверят, Чтоб брата нашего с таким встречали шиком.
И в каждом доме настежь окна, двери. Гляди, кричат. Сочли меня великим. Одежды, ветки… мне? Невероятно! Седок отменный, и везти приятно.