Она носится вокруг нас, как ветер, она быстродвижна. В секунду времени ей нужно быть то у одной постели, то у другой, то возле аварии, то на поле битвы. Ей можно крикнуть: «Постой! Я знаю: ты рядом!» Но я не кричу. Страшно. Хотя мне есть о чем ее спросить.
Она забрала многих, кого я люблю. Она отделяла души от тела и целовала холодный лоб, который и я целовал, когда он был теплым. Она провожала души на суд. Спрашивать ее об их загробной участи глупо. Ведь смерть – не хозяйка вечности, а лишь привратник, переводящий души через порог.
Однажды она сама пришла ко мне, и вот что я помню из краткого того разговора. По моей спине пробегал колючий холод. Голос предательски срывался, и заметно подрагивали руки.
– Со мной не бывает дружбы, – сказала она. – Я так же бесстрастно приду к тебе, как и к другому, хотя ты говоришь со мной, а кто-то ни разу обо мне не думал.
– С тобой знакомят риск, скорость, экстремальный спорт?
– Это – глупость глупых. Я серьезна.
– А мистерии древних, египетские, тибетские книги, они важны?
_?!
– Ну все, кто хотел убежать от тебя, побороть тебя?..
– Один только победил меня. Он – мой Хозяин и твой. Ему служи, и Он о тебе позаботится.
– А те, которых я не могу забыть, как они умирали?
– Мы долго говорим. Меня уже заждались.
– Послушай, но…
– До встречи.
– Когда?
– До неизбежной встречи.
Она ушла, а я так и не поднял ее капюшон. И кистей рук ее я не видел, их закрывали рукава одежды. Но голос, голос я помню. Он не старушечий, не скрипучий и не могильный. В нем нет завываний. Спокойный, ровный голос, какой может принадлежать и юноше, и взрослой женщине.
Нужно было спрашивать о главном: о тех, кто встречал ее без страха, что нужно сделать, чтобы ее не бояться… Да мало ли о чем можно было у нее спросить? Но даже на первом свидании с девушкой лепечешь не то, что хочешь, и выглядишь полным идиотом. Тем более на первой встрече со смертью.
Мы с ней неминуемо встретимся снова. Она, исполняя долг, сделает вид, что меня не помнит, и, как мастер, приступит к делу. А мне до этого дня нужно будет многое исполнить и многому научиться, чтоб ее не бояться. Ведь отдавать себя в ее руки нужно так легко, как отдает таможеннику паспорт человек, улетающий за границу на отдых.
Точное имя ада
Резиновый мяч
Резиновый мяч, с усилием погруженный в воду, тотчас выскочит из воды, как только мы его отпустим. Точно так же мысль о смерти выскакивает из сердца, как только перестаешь ее туда с усилием погружать. Мысль о смерти чужда человеку, и в этом есть тайна. Для того чтобы понять, что ты обязан уйти из мира, как и все остальные, нужно столько же усилий ума, сколько тратит человек, начиная партию с «е-2 – е-4». Но в том-то и фокус, что логические операции – это не жизнь. Это – обслуживание жизни. Сама жизнь нелогична, вернее – сверхлогична. Страшно сказать, но мне иногда и дела нет до того, что одни уже умерли, а другие умрут. Чувство вечности, чувство личного бессмертия живет в моей груди, как цыпленок под скорлупой, и с каждым ударом сердца просится наружу. А что же смертный страх? Он есть? Да, есть. Но это страх суда, это боязнь уйти на суд неготовым. Это предчувствие того ужаса, который охватит грешника, когда надо будет поднять лицо и глаза в глаза посмотреть на Иисуса Христа. Для человека, который не любил Христа и всю жизнь умудрился прожить без Него, других мук не надо. Надеюсь, для любящего все будет иначе.
Трогательны слова акафиста:
Иисусе, надежде в смерти моей,
Иисусе, жизнь по смерти моей,
Иисусе, утешение мое на Суде Твоем,
Иисусе, желание мое, не посрами мене тогда…
Так, посреди шума костей, сустав к суставу соединяющихся друг с другом, посреди страха от разгибающихся книг и ожидания приговора человек, любящий Христа, будет смотреть на Него с любовью. «Что бы Ты ни сказал мне, – подумает такой человек, – куда бы Ты ни отослал меня, Ты – утешение мое на Суде Твоем».