коммуникативного обмена.
Таким образом, рисунок или приблизительное изображение пещеры выступает как сообщение о ее
возможном использовании и остается таковым независимо от того, пользуются пещерой на самом
деле или нет.
II.2.
И тогда происходит то, что имеет в виду Р. Барт, когда пишет, что "с того мига, как возникает
общество, всякое использование чего-либо становится знаком этого использования" 2.
Использовать ложку для того, чтобы донести до рта пищу, значит, кроме всего прочего, реализовать некую функцию при помощи орудия, которое позволяет ее осуществить, но сказать, что данное орудие
2 Elementi di semiologia, cit., II.1.4.
205
позволяет осуществить эту функцию, значит указать на коммуникативную функцию самого
www.koob.ru
орудия, — орудие сообщает об исполняемой им функции; тогда как тот факт, что некто пользуется
ложкой, в глазах общества разворачивается в сообщение об имеющемся навыке пользования
данным орудием в отличие от других способов принятия пищи, как-то: еда руками или прямо из
любой содержащей пищу емкости.
Ложка обусловливает и развивает определенные навыки принятия пищи и означает сам данный
способ принятия пищи, а пещера обусловливает и стимулирует способность находить убежище, сообщая о возможности использования ее в качестве убежища. Причем и ложка, и пещера сообщают
это о себе вне зависимости от того, пользуются ими или нет.
III. Стимул и коммуникация
III.1.
Следует задаться вопросом, а не является ли то, что мы именуем коммуникацией, просто
совокупностью каких-то побуждений, стимуляцией.
Стимул представляет собой комплекс ощущений, вызывающих ту или иную реакцию. Реакция
может быть непосредственной (ослепленный светом, я зажмуриваю глаза; стимул это еще не
восприятие, в нем еще не задействован интеллект, это моторная реакция) или опосредованной: я
вижу приближающийся на большой скорости автомобиль и отскакиваю в сторону. Но в
действительности, в тот момент, когда начинает работать восприятие (я воспринимаю появление
автомобиля, я оцениваю скорость его движения, разделяющее нас расстояние, уточняю место, где
он на меня наедет, если я не прерву движения), совершается переход от простого отношения
стимул-реакция к интеллектуальной операции, в которой имеют место процессы означивания: действительно, автомобиль отождествлен с опасностью только потому, что воспринят в качестве
знака "автомобиль, движущийся с большой скоростью", и знака, который я могу понять только на
основе имеющегося опыта, который мне говорит, что когда машина, двигаясь на меня, достигает
определенной скорости, она становится опасной. И с другой стороны, если бы я опознал
движущийся автомобиль по шуму на автостраде, этот шум следовало бы определить как индекс, и
сам Пирс относил индексы к таким знакам, которые безотчетным образом сосредоточивают
внимание на объекте, функционируя, тем не менее, на основе кодов и коммуникативных
конвенций.
Вместе с тем бывают стимулы, которые трудно истолковать как знаки; свалившийся мне на голову
кирпич побуждает меня — при
206
условии, что я не потерял сознания, — к ряду действий (я хватаюсь за голову, кричу, разражаюсь
проклятиями, отскакиваю в сторону, чтобы еще чего-нибудь не свалилось), хотя и не знаю, что
именно на меня упало; следовательно, это стимул, не являющийся знаком. Не дает ли и
архитектура примеры подобных стимулов?
III.2.
Несомненно, какая-нибудь лестница воздействует на меня как обязывающий стимул: если мне
надо воспользоваться ей, я вынужден соответствующим образом по очереди поднимать ноги, даже
если мне не хочется этого делать. Лестница стимулирует подъем даже в том случае, когда, не
видя в темноте первой ступеньки, я спотыкаюсь об нее. С другой стороны, следует не упускать из
виду две вещи: во-первых, чтобы подняться по лестнице, я должен заранее знать, что такое
лестница. Ходить по лестнице учатся и, стало быть, учатся реагировать на стимул, иначе стимул
ничего бы не стимулировал. И во вторых, только усвоив, что лестница понуждает меня