опыта, например метафизическо-
138 Это та тема, к которой, правда с более историцистским уклоном, обращается Ж. Π. Фe (J.P. Faye) в Le récit hunique, Paris, 1966
139 Maurice Blanchot, Lo spazio letterario, Torino, 1967, "La comunicazione"
338
го, он есть сам этот опыт... Когда Бланшо пишет, что "литература это такой опыт, в котором
сознанию открывается суть его собственного бытия как неспособность утраты сознания, когда
прячась, уходя в точку какого-то "я", оно восстанавливается — по ту сторону бессознательного —
в виде некоего обезличенного движения ..", проступание бытия в опыте литератора вторит его
проступанию в опыте феноменолога, как его описывает Сартр... Для Бланшо деперсонализация —
диалектический момент, без которого не обходится никакое пользование языком..." И поэтому,
"вне всякого сомнения, Бланшо гораздо ближе к Сартру, и уж во всяком случае к Хайдеггеру и
Левинасу, чем к Леви-Стросу и Барту" 140.
Замечания справедливы: Бланшо вкупе с новой критикой, напичканной лакановскими идеями, совершают переход, как показывает вся защитительная речь Дубровского в "Критике и
объективности", от рефлексии по поводу субъекта, выявляющегося в движении созидания
смыслов, к открытию того факта, что то, что казалось творением смыслов, творением, которое, как
предполагалось, должно увенчивать бдение критика на краю разверстой пропасти произведения, годится только на то, чтобы удостоверить ничтожность субъекта и самого произведения перед
лицом верховного суверенитета Другого, самоутверждающегося в плетении дискурса.
Но столь ли несходны эти движения, как кажется? За лакановской теорией Другого определенно
угадываются фигуры Сартра и Хайдеггера (подключая сюда и Гегеля), потому что помимо
упований на объективность поступи означающих сама неизбежность соотнесения этой поступи с
неким порождающим ее Отсутствием выдает присутствие Хайдеггера в самом средоточии
лакановской мысли. И та же неизбежность заставляет видеть в статистическом упорядочении
сцепления означающих последнюю, но не окончательную возможность структурировать
Отсутствие, которое есть само Бытие как различие и которое неизбежно утверждает себя по ту
сторону всякой попытки структурной методологии.
V. Лакан: лик Отсутствия
V.l.
Как же случилось, что одно из наиболее строгих и прочных установлений структурализма, статистический анализ цепи означающих, обернулось превознесением Отсутствия?
140 Les chemins, pagg. 266 и сл.
339
А случилось это так потому, что схоронившаяся в дискурсе Лакана идея отсутствия предстает как
залог онтологической фундаментальности, наделяя все рассуждения о различиях и оппозициях, неизбежные в бинаристской по своему происхождению теории, метафорическим смыслом.
И поэтому следует разобраться с тем, что собой представляет "отсутствие" в координатах
бинарной системы. Действительно, в структурированной системе всякий элемент значим
постольку, поскольку это этот элемент, а не другой или другие, на которые он указывает, тем
самым их исключая. Всякая фонема наделяется значением вовсе не благодаря своим физическим
качествам, но в связи с той валентностью, самой по себе пустой и невесомой, которую она обре-
тает в системе фонем. Но в конечном счете, для возникновения смысла необходимо присутствие, наличие одного из членов оппозиции. А если его нет, то и отсутствие другого никак не
обнаруживается. Оппозициональное отсутствие становится значимым только в присутствии ка-
кого-то присутствия, его выявляющего. Или, лучше сказать, пустое пространство между двумя
сущностями, которых нет, обретает значение только в том случае, если все три значимости —
"да", "нет" и пустое пространство между ними — взаимообуславливают друг друга. В данном
случае, как показывает Рикер, мы имеем дело с диалектикой присутствия и отсутствия. Когда
Соссюр утверждает, что в языке нет позитивных сущностей, он исключает возможность
www.koob.ru
рассмотрения физических звуков или идей, но не актуальных валентностей. Отсутствие, о котором
говорят структуралисты, касается двух вещей: 1) не имеет значения, чем именно выражены "да"
или "нет", но важно, чтобы сущности, замещающие эти валентности, сопрягались друг с другом; 2) как только сказано "да" или "нет", это "да" или это "нет" обретает свой смысл только в виду