— А что за снимки вы собирались мне показать?
— Старинные фотографии этого могильника, — не без гордости ответил Лайем. — Знаете, это место обнаружили только в 1890 году. Холм так густо зарос растительностью, что все думали, что это обыкновенная небольшая гора. Однако о ней давно ходили легенды, люди верили, что она населена духами.
— И кто же открыл этот курган? — спросила Сара.
— А вот этот представительный господин, Бернард Монаган, — ткнул пальцем в другую старую фотографию Лайем.
— Какие симпатичные у него, однако, усы! — воскликнула Сара. — Как у гусара. А что за меч у него в руках?
— Это меч Туамбру, найденный в пещере, в хорошо замаскированной нише. Там потом нашли и кое-что еще…
Лайем сунул руку в карман и достал оттуда пряжку в виде лошадиной головы с выпуклыми глазами и раздувающимися ноздрями, выполненную из серебра. У Сары зашевелились волосы на затылке: эта вещица была копией коня, являвшегося ей во сне! Это на нем она неслась во весь опор вместе с могучим кельтским воином.
— И кто же нашел эту штуковину? — спросила она, поборов охватившее ее волнение.
— На нее случайно наткнулся я три года назад, когда осматривал склеп. Мистер Монаган, очевидно, не заметил ее, когда производил свои раскопки. А вот мне повезло!
— Это правда? Или вы шутите? — спросила Сара.
— Разумеется, правда! Но то, что вы видите, не оригинал, а его точная копия. Свою находку я передал в музей. Сотрудники были так потрясены моим щедрым жестом и порядочностью, что сделали для меня копию. А ведь я мог бы продать оригинал на черном антикварном рынке за многие тысячи долларов. Сейчас же он занимает почетное место в экспозиции памятников кельтской культуры. Мы с куратором этого отдела музея не сошлись во мнениях относительно предназначения этого изделия. Я считаю, что это пряжка ритуальной мантии, а он полагает, что она от ремня воина. Я надеюсь когда-нибудь найти в старинном манускрипте упоминание об этом изделии и тем самым доказать свою правоту.
Сара вернула ему пряжку, расчувствовавшись еще сильнее от его рассказа, а также от звука его голоса и запаха тела. Быть с ним рядом, не смея повиснуть у него на шее, было для нее равносильно пытке.
— Вас, похоже, заинтересовал этот курган, — заглядывая ей в глаза, сказал Лайем. — Почему?
— Право же, я не знаю… — потупившись, ответила она. — Когда мы вошли в грот, у меня возникло ощущение, что я волшебным образом перенеслась в иной мир. Это трудно выразить словами…
Лайем пожал ей руку и сказал:
— Я понимаю. Вы очень впечатлительная женщина, Сара. У вас тонкая, художественная натура, вы наделены особым чутьем, редким даром видеть больше, чем обыкновенные люди. Я понял это, как только увидел вас в трактире.
— В самом деле? — Сара почувствовала, что во рту у нее пересохло от волнения, а пульс участился, как у скачущей галопом кобылы.
Он продолжал удерживать ее руку в своей, и перед глазами у Сары все поплыло, как тогда, в склепе, во время их долгого поцелуя. Несомненно, их притягивала друг к другу какая-то таинственная сила.
— Тогда, на общинной вечеринке, я пел и танцевал только для вас, Сара! — проникновенным голосом произнес Лайем. — Мне хотелось излечить своим искусством вашу израненную душу.
— Израненную? — Сара отшатнулась, отдернув руку. — Что вы хотите этим сказать?
— Ваша душевная боль написана у вас на лице, Сара, — с грустью ответил Лайем. — Вы, вероятно, недавно перенесли сильное потрясение, не правда ли?
Она бы рассказала ему в этот момент и о своем неожиданном выигрыше в лотерею, и о ссоре с мужем, но эротическое напряжение, возникшее между ними, сковало ее язык. Лайем нежно погладил ее по щеке и тихо сказал:
— Наверное, сегодня я зря к вам пришел. Вы слишком ранимы, а я — стеснителен. Это не очень лестная характеристика для мужчины, снискавшего здесь славу сердцееда, не правда ли?
Сара прокашлялась и спросила:
— А вы действительно сердцеед?
— Во всяком случае, среди местных девиц я прослыл завзятым донжуаном, — не моргнув и глазом ответил Лайем. — Уже потому, что со многими из них я целовался.
— Целовались? И только? — прищурившись, спросила Сара.
Лайем расхохотался:
— Во всяком случае, в этих местах я не выходил за рамки строгой викторианской морали. Но когда я живу в Дублине, то позволяю себе маленькие шалости.
— У вас там есть подруга? Студентка, наверное?
— Сейчас уже нет. Она оставила меня, получив выгодную работу в Бристоле. Я пережил настоящий шок. Но со временем рана в моем сердце затянулась. А вы не хотите рассказать мне свою историю несчастной любви, Сара?