Но прежде я должен был кое-что уладить. Уже несколько дней я видел человека, который пытался отслеживать мои действия. Он и сейчас был здесь, скрытый в подворотне. Я скрылся за углом, а когда услышал шаги, вынырнул из темноты. Я ударил его прямо в кадык. Слегка, чтобы случайно не убить, поскольку я ожидал объяснений, а ведь их трудно получить от мёртвого человека. Я опустился рядом с ним на колени и прижал лезвие стилета к уголку его глаза.
– На кого работаешь? – Спросил я.
Он не ответил. Он уже справился с болью и восстановил дыхание, но в его глазах ещё не появился, к сожалению, настоящий страх. Да, он боялся, но не настолько, чтобы начать говорить. Правую руку я так и держал у его глаза, левой же схватил его за мизинец на руке. Я сломал его одним движением. Он завыл. Однако владел собой настолько, чтобы не дёрнуть головой, ибо тогда он потерял бы ещё и глаз.
– На кого работаешь? – Повторил я.
И вновь не дождался ответа.
– Плохой мальчик, – заключил я и всадил остриё стилета ему в нос.
Рванул, разрезая ноздрю аж до кости. Хлынула кровь.
– На кого работаешь? – Я не утратил терпения.
Когда он не отозвался, я вложил стилет во вторую ноздрю. Он прерывисто засопел.
– Я тебя порежу на кусочки, – пообещал я. – И в конце концов ты всё расскажешь. Может, всё-таки лучше рассказать сейчас, пока ты почти цел и здоров?
Я должен был спешить. Монахи, правда, ещё не тронулись, но я знал, что они в любой момент могут это сделать.
Из моего переулка я увидел бы их, но тогда у меня было бы действительно мало времени.
Я схватил своего противника за плечо и голову и перевернул его так, что он уткнулся лицом в уличную грязь. Выкрутил ему руку назад. Теперь он действительно не мог пошевелиться, поскольку любое движение выломало бы ему сустав.
– Начинай говорить, – прошептал я ему в ухо.
Я всадил стилет в его спину так, что лезвие скрежетнуло о позвоночник. Я начал вращать его в ране. Он завыл. Завыл отчаянным, полным боли голосом. Я знал, что даже если люди элемозинария услышали вой, это не вызовет у них беспокойства. В Аахене, как и в Хез-Хезроне, слышали по ночам разные вещи. Крики избитых или раненых людей не были чем-то необычным, и никто из тех, кто ценил собственную жизнь, не собирался проверять, что же происходит в тёмных переулках. Я вынул лезвие из раны.
– На кого работаешь? – Мне самому было интересно, каким будет мой следующий шаг, если и в этот раз я не услышу ответа на вопрос.
– На воеводу, – сипло проскулил он.
– Ну и зачем было так упираться? – Спросил я ласково. – Я и так это знал, но хотел, чтобы ты выказал немного доброй воли. И что дальше?
– Я должен был следить за тобой, а если кто-то тебя убьёт, то тогда за ним…
– Весьма мудро, – признал я. – Жаль только, что у воеводы такие бесполезные шпионы…
Я врезал ему локтём в ухо, достаточно сильно, чтобы он потерял сознание. Как раз вовремя, впрочем, так как переносное кресло с пленным наконец-то двинулось. Однако информация о том, что лежащий на земле человек был агентом Зарембы, подняла мне настроение. Было бы гораздо хуже, если бы оказалось, что он агент моих врагов, а не заказчика.
Они привели меня туда, куда я и хотел. К маленькой церкви на окраине города. Но не церковь была важна, а находящиеся под ней погреба. Я прошёл туда вслед за монахами и добрался до места, которое больше всего меня интересовало. Пришлось ли мне по пути убивать? Безусловно, поскольку я знал, что не могу оставлять никаких следов. Меня никогда не радует мысль о лишении жизни человеческого существа, но я не колеблюсь тогда, когда это действительно необходимо.
В конце концов я оказался в комнате, полной полок, заставленных толстыми томами. Из-за прочных дверей я слышал вой сумасшедшего, а на скамье сидел старик в рясе и водил пальцем по странице раскрытой книги, лежащей на столе.
– Слава Иисусу Христу, – произнёс я.
– Во веки веков… – он поднял голову и запнулся. – Кто вы? – Он нахмурил седые брови.