— У, какой ты. Вот уж не думала.
— Какой? Обыкновенный, как все. А ты думала, я железный, воздвиг стену энергии, сразил наповал сотню америкашек, и греюсь в лучах собственной славы? Нет, ерунда все это. Самый обычный человек я. Прошляпил свое счастье.
— Да брось. Может оно и к лучшему. Меньше тосковать и она и ты будете.
— Нет. В этом я точно уверен, что тосковать буду до последних дней своих. Знаешь, мне бы Анну хоть одним глазком еще раз увидеть, хоть на несколько секунд, обменяться взглядом и тогда,…
— … и тогда еще больше тоской сердце наполнится.
— Может и так, но сейчас я только об этом мечтаю.
— Мечтать, это хорошо, а что еще остается делать. Если мечтать о том, чего мы с тобой не доели, не увидели, не посмотрели, так от этого действительно, чокнуться можно. А вот вспоминать о родных и близких, значит хранить в сердце память о них и верить, что у них все будет хорошо, а вообще-то, давай не будем о прошлой жизни. Тоску в сердце легко запустить, прогнать трудно. Давай жить тем, что сейчас с нами. Зимой делать нечего будет, вот тогда и всплакнуть можно. Согласен?
— Согласен.
— Интересно, а где Куди пропадает? Вот кому будет проще всего. Даже позавидовать можно.
— Это точно. Надо же, так ловко избежать смерти от удушья. Остаться в живых и не дать поймать себя на чужой планете, ускользнуть из-под носа соплеменников и спрятаться туда, где её никто и никогда не найдет.
— Это как знать. Мы ничего не знаем об инопланетянах, которые нас сюда отправили. Вдруг они, каким-то образом связаны с норфонианцами. Если так, то они разыщут её где угодно.
— Было бы не плохо.
— Это почему?
— Как почему. Значит, будет ясно, что отсюда есть выход. Лично я не собираюсь сидеть здесь всю оставшуюся жизнь. Надо думать, как отсюда выбраться.
— Что же, придумаешь, не забудь про меня.
— О чем речь, мы вроде как одной веревочкой связаны.
— Слушай, а я ведь так и поблагодарила тебя. Ты мне жизнь спас. Сам рисковал, а меня спас. Почему?
— Как почему. А ты разве забыла? Женщины и дети не должны погибнуть. Закон жанра, — и Михаил рассмеялся.
— Скажешь тоже, закон жанра. Нет, правда, спасибо тебе, — она мечтательно вздохнула, и добавила, — Ладно, поживем, увидим, что дальше делать.
— Вот именно, золотые слова.
В этот момент в комнату проник свет с улицы, и на пороге появилась Куди.
— Всем привет. Вижу, беседуете, про костер забыли.
Михаил и Елена Степановна взглянули на костер, который уже основательно прогорел, и тут же бросились к поленице за дровами.
— Оставь вас без присмотра и, пожалуйста. Еще немного, и костер потух бы. Одно слово, земляне.
— Это, в каком смысле? — спросил Михаил, подкладывая поленья в костер,
— В том самом. Витаете в облаках, вместо того, чтобы смотреть с оптимизмом на жизнь и думать о том, как обустроиться и приспособиться в новых условиях. Разве я не права?
— Правы, правы, кто бы спорил, — поддакнула ей Сысоева.
— То-то же. Ладно, держите, я тут малость харчами разжилась, — и она передала Михаилу и Сысоевой по вареному клубню турнепса.
— Надо же, какая забота о землянах.
— Учтите. Первый и последний раз. Гонор и язвительность, оставьте для своих соплеменников, я этого не люблю.
— Извини. Спасибо за еду.
— Не за что, ешьте на здоровье.
Михаил и Елена Степановна, с аппетитом стали есть. Когда с едой было покончено, Елена Степановна спросила:
— Что интересного узнали, нашли ли своих соплеменников?
— Так, прошлась по лагерю. Народ на меня, как я и предполагала, смотрит, как на чудище диковинное. Оно и понятно. Вы для меня тоже не самые радужные мысли навеваете. Да бог с ними. Народ везде одинаковый. Ему бы лишь поглазеть, да языком посудачить по этому поводу. Точно?
— Наверное.
— Не наверное, а так оно и есть. Думаете, одни вы такие. Ха. А своих я нашла, я имею в виду инопланетян. И что, ничуть не лучше землян. Уставились на меня, словно на диво морское. А сами, уроды, каких свет не видел. У одного три глаза, у другого ни ушей, ни носа.
— Значит, вас восприняли, ничуть не лучше, чем мы?
— Ага. Так что я, пожалуй, тут пока останусь. С вами хотя бы веселее, и вроде я к вам, да и вы ко мне, уже привыкли. Как считаете, — Куди неожиданно легла возле костра и палкой пошевелила в костре.
— Открытый огонь. Надо же, кто бы знал, что это так здорово.
— А вы что, никогда на эти, как их, шашлыки не ездили.
— Ну, ты сказанул. Какие в космосе шашлыки.
— А на родной планете?
— В нашем мире костры никто не разводит. Харчи давно сублимированы в пакетики и брикетики. Вода и та упакована в капсулы.
— Не понял.
— Сжата особым образом. В космосе, где воду найдешь? Нигде. Поэтому её приходиться уплотнять, что позволяет в небольшом объеме хранить десятки тонн пресной воды.
— Круто, вот бы нам так.
— Ничего, придет время, научитесь. Хотя, нам наверное, теперь все равно. Мы тут надолго застряли, если не навсегда. Надо что-то придумать, чтобы жизнь здешнюю расшевелить, а то я прошлась, скучища смертная. Все копошатся, чего-то делают. Я к этому непривычна. Мне просторы космоса нужны, — она задумчиво посмотрела в потолок и замолчала.
— Куди, а в космосе, наверное, тоже одиноко, или я не прав?
— А черт его знает, я как-то не задумывалась над этим. Да и потом, я же не все время в космосе. То на астероиде каком-нибудь отсидишься. А там какой-никакой, народ тусуется. Космические базы, станции, и везде жизнь кипит, не в пример вашей. Везде техника, куда ни плюнь, роботы, автоматика и все такое прочее. Нет, точно надо что-то придумать, чтобы встряхнуть местное общество.
— Может быть вы и правы.
— Конечно. Я всегда права, когда дело жареным пахнет.
— В каком смысле?
— Как в каком, в прямом. Кстати, все хотела спросить, да как-то забывала. А вы чего на Норфоне делали? На экскурсию летали, или как?
Михаил рассмеялся, представив себя космическим туристом.
— Нет, так, по служебным делам там оказался, — все еще смеясь, произнес он.
— А, понятно. Это в связи с этими цилиндрами что ли?
— Вроде того. Это ведь я видел, как вы бросили в озеро контейнер, а потом улетели.
— Да! Странно. Я вроде бы всю местность, перед тем как зависнуть над озером просканировала.
— Вот, оказывается, и ваша техника дает сбой. Может оттого, что я под зонтиком сидел, а он из таких железных прутиков сделан. Видно экранировал. Хотя почему тогда моего приятеля в палатке не заметили, тоже не ясно? Хотя нет, он, кажется, в это время лежал в спальнике с подогревом, а тот тоже сплошняком в тонкой сетке из металла.
— Наверное. Значит, вы видели, как мы контейнер сбросили?
— Ох, и перепугался же я тогда. Мы как раз с приятелем малость поддали накануне вечером, поэтому он мне так и сказал, что после пьянки, все что угодно привидеться может.
— Это точно. Сейчас махнуть бы глоток плакса.
— Чего?
— Плакса. Ах да, вы не знаете, что это такое. Вроде вашего спиртного. Классная вещь.
— А вы бы узнали, где здесь народ самогонкой промышляет. Может, заменит ваш, этот, как вы сказали, плакс?
— Мысль. Надо будет поинтересоваться, и отведать. Может ничего штуковина.
— Не советую, — утвердительно произнесла Елена Степановна.
— Почему?
— Спиртное, каким бы оно не было, ни к чему хорошему не приводит.
— Зря, расслабиться иной раз полезно. Помню, мы с Глейбом,… — она осеклась, и не договорила. Судя по выражению лица, воспоминания о Глейбе, что-то всколыхнули в её душе.
Елена Степановна молниеносно поняла, что воспоминания о неком Глейбе, возможно любимом человеке, взволновали Куди, и чтобы как-то разрядить тяжелую атмосферу воспоминаний, она произнесла:
— А что еще интересного вы узнали?
— Что? — словно не расслышав вопроса, переспросила Куди.
— Какие еще новости о здешней жизни вы узнали?
— Так, почти ничего, — все еще размышляя о чем-то ином, рассеяно произнесла она, — в колонии много разговоров о душевнобольных. Сплошные нервные срывы.