Вот такой разговор состоялся у нас с профессором около месяца тому назад. Теперь же он решил все отменить.
— Видите ли, Кирилл Альбертович, — я сел в кресле поудобнее, заложив ногу за ногу. — Все не так просто: снаряд уже выпущен, и вернуть его обратно в орудие нет никакой возможности. Остается лишь ждать, когда он достигнет цели…
— Что вы такое несете, Савичев? — Бексаров нахмурил брови. — Со мной вы эти свои штучки бросьте. Я вам говорю — довольно. Забудьте все и не лезьте не в свое дело.
— Вам, профессор, уже говорилось как-то, что я — не бездумный механизм. Просто так все взять и забыть я уже не могу. Теперь это и мое дело тоже.
Лицо Бексарова еще более помрачнело.
— Вот вы же не смогли довести задуманное до конца. А почему? — задал я ему вопрос.
— Когда я увидел тогда вас в лодке, я понял, что никогда не смогу примириться с ситуацией, когда Альбина будет принадлежать другому…
— Тогда поймите и меня, Кирилл Альбертович, — я встал, подошел к столу и навис над Бексаровым. — В попытках увлечь Альбину я и сам попал под действие ее чар. Разлука с ней будет для меня не менее болезненной. Поэтому я выполню условия нашего договора в полной мере. Теперь это — область моих интересов…
Раздался хруст. Это Бексаров сломал карандаш, который вертел до этого в руках.
— О каких чувствах вы можете мне тут говорить, Савичев? — он вскочил с кресла. — Вы можете запудрить мозги впечатлительной девчонке или кому-то еще, но я-то знаю — кто вы есть на самом деле. Вам же плевать на чужие судьбы и переживания, окружающие люди для вас лишь материал. Вы не живете, вы — играете по каким-то своим гнусным правилам. Мечтаете о карьере психиатра, а вам самому место в сумасшедшем доме!
— А что — чрезвычайно полезная практика. Надо будет обдумать это. — Я снова вернулся в кресло.
— Можете кривляться, сколько влезет, но знайте, Савичев, — продолжал Бексаров. — Хотите игру — вы ее получите. Правда, вы проиграете: Альбина никогда не полюбит вас. Не соперник вы мне, сударь…
— Ну почему же, половая зрелость у меня уже наступила, — ухмыльнулся я.
— А будете нам мешать, — не обращал внимания Бексаров, — не видать вам кафедры даже в ваших грязных снах. Мало того — из университета вылетите как пробка из бутылки шампанского…
— Под общий смех и звон бокалов, — договорил я. — Ну ладно, профессор, — я поднялся, предварительно хлопнув себя по коленям. — Обдумаю ваши интересные предложения, взвешу все «за» и «против», а потом поступлю так, как решит мой нездоровый рассудок. Ну а вы, со своей стороны, все же не пытайтесь остановить летящий снаряд — он принесет жуткие разрушения.
Я откланялся и вышел из кабинета. Но тут же снова заглянул внутрь и сказал:
— А у вас потрясающе эффектная супруга, профессор. Вкус у вас безупречный! — С этими словами я захлопнул дверь и зашагал прочь, оставив Бексарова наедине со своими мыслями.
У ближайшего окна я остановился, присел на подоконник, достал тетрадь в бархатном переплете и начал записывать: «15 мая. Б, нарушает правила игры…»
В один из последующих солнечных дней я, уйдя с очередной лекции, неспешно брел по безлюдному в это время буднего дня берегу городского пруда. Я частенько бывал здесь. Тихие места успокаивали мои душевные волнения. Выйдя из-за кустов на небольшую поляну, я увидел девушку, сидящую на траве. Пышная юбка ее платья, казалось, раскинулась на половину поляны. Локоны девушки закрывал от солнца изящный капор. Она читала книгу. Заметив меня, она ненадолго задержала на мне пристальный оценивающий взгляд и тут же вернулась к чтению.
Я бросил пиджак на траву и тоже уселся рядом. Оторвав стебель травы, я сунул его в зубы и стал наблюдать за девушкой. Чувствуя, что я смотрю на нее, она время от времени отрывалась от чтения и бросала на меня короткие взгляды. На обложке ее книги я прочел фамилию Мольера.