— Кто же не хочет исполнения мечты? — произнес я. И уже тихо добавил: — Только ненормальный.
— Ну ладно, я, наверное, снова разбередила вам душу.
Дадите мне что-нибудь почитать? — она поднялась с кресла и направилась в кабинет.
Я пошел за ней следом.
— Что бы вы порекомендовали? — спросила Альбина, оглядывая полки с книгами.
— Вот это, — я достал из пиджака тетрадь в переплете из зеленого бархата.
— Что это? — она открыла тетрадь. — Похоже на дневник. Ваш?
— Здесь есть удобное кресло — специально для внимательного чтения. Начните читать, и если заинтересует — кресло к вашим услугам. — Я вышел из кабинета, оставив Альбину наедине с тетрадкой в бархатном зеленом переплете…
Прошло около часа, прежде чем я услышал всхлипывания, доносившиеся из кабинета.
— Что же это такое? — сквозь слезы спросила она, когда я вошел. — Вы просто исследовали меня наряду со всеми теми женщинами? Все ваши чувства были обычным расчетливым экспериментом?
— Я выделял вас среди всех остальных, Альбина, — оправдывался я.
— Замолчите! Я не хочу больше вас слушать! Надо же, жалела его… — она достала платок и утерла слезы. — А если бы я ответила вам взаимностью? Что бы сейчас со мною было?
— Этого не могло произойти, — ответил я.
— Почему вы так во всем всегда уверены? — повысив голос, спросила она.
— Один мой знакомый профессор сказал мне как-то: «Вас, Савичев, не сможет полюбить ни одна нормальная женщина. Ведь в женской природе главенствуют первобытные инстинкты. Они всегда будут интуитивно распознавать в вас психопата».
— Значит, я — ненормальная, — произнесла Альбина. — Ведь еще немного и я разделила бы с вами ложе!
— Я бы не стал допускать этого, — сказал я.
— Вот здесь я вам верю, Савичев, — зло произнесла Альбина. — Вы, оказывается, действительно можете все контролировать. Любые чувства вы можете подавить своим холодным и расчетливым разумом. Но вам мало этого, вы жадны, вам доставляет удовольствие копаться в чужих душах, и вас не волнуют последствия, ожидающие окружающих людей. Я рада, что судьба уберегла меня иные полюбила вас, — Альбина встала и пошла.
На пороге кабинета она задержалась и воскликнула:
— Я же ведь живой человек! Почему же вы так со мной обошлись?
Когда хлопнула входная дверь, я остался один в тишине своего кабинета. Впервые я не нашелся, что ей ответить. Подняв с пола тетрадь, я стряхнул пыль с зеленого бархата и положил ее в стол. На этот раз мне нечего было записывать…
Следующим утром я сидел в кабинете профессора Бексарова. Он вызвал меня, когда узнал о прекращении моей учебы в университете.
— В личной жизни могут происходить разные неурядицы, но это же не повод бросать занятие любимым делом, — выговаривал он мне. — Я могу спорно относиться к вам, как к человеку, но как специалиста, я оцениваю вас, Савичев, по самой высокой шкале.
— Мой уход не связан ни с вами, профессор, ни с Альбиной, ни с кем бы то ни было еще, — ответил я. — Просто я разочаровался в психиатрии.
— Вот так вот просто — взял и разочаровался! — воскликнул Бексаров.
— Имею ли я право решать за кого-то его жизнь, если я и в своей-то плохо разбираюсь?
— Для этого вы и набираетесь опыта, познавая эту непростую науку, — возразил профессор.
— Чтобы получить достаточный опыт, необходимо прожить не одну жизнь. Я же не принадлежу к когорте счастливчиков, обретших бессмертие.
— Чем собираетесь заниматься? — спросил Бексаров после небольшой паузы.
— Уеду из города, устроюсь фельдшером на первое время или что-то вроде этого, — ответил я.
— Вижу, что вы уже не перемените своего решения, — Бексаров встал из-за стола. — Что ж, мне остается лишь пожалеть о том, что ваш талант зарывается в землю. Желаю вам удачи, в любом случае.
Мы пожали друг другу руки, и я ушел. Через несколько дней я уехал из города и больше никогда сюда не возвращался.
— Это, Савичев, ты все знал и без меня, — захрипел Медлес, когда мое сознание снова вернулось в камеру. — А вот кое-что, что случилось в том городе после твоего отъезда, тебе пока не ведомо. Но сейчас мы это поправим. Не забыл еще — кто такая Альбина?