— Куда?
— Ну, вот не знаю.
Я крикнул Олегу Боксеру:
— Сейчас, подожди, я отолью!
Олег не выявил к последним новостям из моего мочевого пузыря никакого интереса. Я спокойно справил нужду и даже успел проставиться, легонько, ровно настолько, чтоб не нервничать, если дела затянутся, и немножко подлечить дрожь.
Олег в дом так и не вошел, брезгливо рассматривал нарисованный на двери лифта хуец.
— Ты нарисовал? — спросил он, почему-то заржав. Я сказал:
— Художник Репин.
Олег снова стал хмурый, глянул на меня, вздернув верхнюю губу, как конь, обнажая зубы. Я испытал вдруг смутную надежду, что все произойдет, как с Сеней Жбаном. Сейчас, подумал я, Олег меня кому-нибудь передаст. Может, Сене Жбану обратно? Я так соскучился по Жбану, сил никаких не осталось терпеть Олежку Боксера.
Мы спустились вниз, сели в тачку, и Олег снова закурил.
— Ты мне поможешь, Васек.
— Да не вопрос, — ответил я. — Хоть чем. Последнюю рубашку на себе ради тебя рвану, честное слово.
— А то, — сказал Олег, искоса глянув на меня. Машинка тронулась так же резко, как Олег Боксер трогался умом. Вел он в своем стиле, неаккуратно, нервно и наплевательски по отношению к другим.
Некоторое время мы ехали молча, наша тачка встроилась в поток и вела себя более или менее прилично, но Олег все время кому-то сигналил. Я прикрыл глаза, довольный собой и жизнью. Я был почти уверен, что мы с Олегом прощаемся, хотя и не знал толком, почему.
Хотелось попросить Олега врубить музыку, но существовали и по-прежнему существуют намного более приятные способы умереть.
Наконец, Олег сказал:
— Леху Кабульского знаешь?
— А?
— Леху, говорю, Кабульского. На Рижском был голова.
— Ну, да.
— Убили его.
— Жалко как.
— Ага. Башку отрезали.
— Чечены, что ли?
— Да хуй их знает.
— А башку-то пришили?
— Ну, вроде да. А как хоронить иначе?
— В закрытом гробу.
— Да ну, зачем, если можно пришить?
— И то правда.
За этой нехитрой светской беседой мы и провели всю поездку. Я старательно выяснял подробности нелегкой смерти Лехи Кабульского, чтобы не молчать, но все равно не до конца в нее верил. Леха Кабульский, мой шапочный знакомый, в моей голове никак не хотел умирать. Так бывает, когда человека знаешь не слишком хорошо, потом как-то забываешь о его смерти, и в тебе он живет еще много-много лет после своей кончины.
Приехали мы к Олегу, и он сказал:
— Выходи.
Что-то в нем было угрожающее, и я подумал: уж не убивать ли меня везет Олег Боксер? В принципе, решил я, однохуйственно. Убивать, так убивать. Олег Боксер чувак несдержанный, будет, во всяком случае, быстренько.
Это мое героиновое спокойствие вызвало у Боксера уважение, ну, мне так кажется.
Когда мы вошли в квартиру, я сразу понял — что-то не так. Причем понимание это было, ха-ха, за гранью моего понимания. Я не почувствовал никакого специфического запаха, ничего странного не увидел, зато сам воздух показался мне каким-то особенным, твердым и желейным, невыносимым для дыхания.
Олег сказал:
— За мной иди.
Мы пошли в большую комнату. Здесь Олег обычно и принимал посетителей. Комната эта всегда казалась мне недоделанной и ужасно неуютной. Там стоял дорогущий кожаный диван, но стены были херово и не до конца отштукатуренными, а под моднявым окном в белой пластиковой раме темнела бежевая от времени и грязи советская батарея. Все, как всегда у Олега, через жопу и кое-как, косо-криво, лишь бы живо.
Зато люстра хрустальная, а то как же без хрустальной-то люстры жить.
В общем, зашел я в комнату вслед за Олегом Боксером и увидел трупешник. Мужик лежал прямо на полу, в голове у него была аккуратная дыра, и крови с нее натекла небольшая лужица. Он был свежий, на жаре только кровь его пахла.
Сказать, что я подхуел, это ничего не сказать.
— О, — сказал я. — С этим помочь?
Кроме как "это" я никак не мог выразиться, очень точное слово. Не "он" же, в конце-то концов. Я почесал башку, шумно втянул носом воздух, напоенный сочным, кровяным запахом.
Олег Боксер заржал надо мной, неприятненько так, по-школьному.
— Ну что, баклан, делай с этим что-нибудь, давай! Давай, кому ты там позвонишь, дочери мента, сыну прокурора?
Тут до меня медленно, с оттягом дошло, что Олег Боксер припоминает мне мое пустопорожнее хвастовство. Я едва вспомнил тот эпизод, а когда вспомнил, чуть не оборжался, хотя ситуация не располагала, мягко говоря. Мощняво Олег Боксер пошутил. Лучшая шутка в его жизни, небось.
— Так чего, сойдет тебе с рук убийство, не? Давай, подключай прикольных своих знакомых. Натурально очень надо!