— Вася, а если мы убили святого?
Я сначала даже опешил.
— В смысле?
— Если мы убили святого человека? Он же раскаялся.
Я помолчал, прислушиваясь к себе.
— А тебя колышит?
— Да, — сказал Вадя упрямо, головой чуть подавшись ко мне, словно хотел боднуть. Баран он и есть баран.
— Что если, — сказал Вадя. — Мы совершили еще больший грех, что убили его. Может, он должен был делать добро. А мы лишили жизни не только его, но и еще…
Он не смог придумать.
— Еще много кого.
— Ну, да, — сказал я. — Девочку маленькую.
Вадя выглядел таким беззащитным, и я вдруг понял его загадку. Выпил, закусил. А Вадя сказал:
— Что же мы наделали с тобой? Надо было его отпустить, сказать: не нашли, или фотик разбить и сказать, что убили. А теперь что-то страшное случится, потому что Бог такого не прощает.
Алкашка вдруг развязала Вадику язык, и он показался мне совсем другим.
— Ну-ну, — сказал я, положив руку ему на плечо (и, если честно, с трудом туда попав). — Ну-ну, все нормально. Ты как в первый раз. Все нормально.
Я бухой такой был, и Вадик был бухой, и мы глядели друг на друга остекленевше и странно.
— Это ж ты его убил, — сказал вдруг Вадик и осклабился. Это бывает с пьяными, знаете же, как? Проискрит что-то у них в мозгу непонятное, и вот настроение совершенно изменилось, даже голос другой. Закоротило его.
— Ты убил, — повторил Вадя с нажимом. — Думал вообще, что с тобой не так? Я вот думал, что со мной не так. А ты?
Я к такому повороту готов не был, почесал башку, сказал:
— Да я не знаю даже.
— А чего не знаешь? — Вадик снова осклабил зубы, в сочетании с его стеклянным взглядом весьма впечатляло. — Чего не знаем-то? Сука ты трусливая, вот ты кто. Ты, может, сегодня впервые человека убил. Настоящего. И ты за это ответишь на Суде.
Я думал, все за все на Суде ответят, когда мы кончимся уже, наконец.
— Кому радость вообще от того, что ты существуешь? — спросил Вадик своим вполне обычным, язвительным тоном. Он на поправку пошел. — Никому на свете. А этот мужик хоть бабульку радовал. Понимаешь? А тебе и жить-то не надо.
Это сейчас я понимаю, что говорил Вадик про себя, не про меня. А тогда я разозлился безумно, вспышки перед глазами даже начались.
— Ты, сука, чего сказал?! В лицо мне это повтори!
А он в лицо мне вылил водки, глаза защипало невероятно, я на ощупь схватил нож и бросился на Вадика. Я был такой злой, как никогда раньше просто, но все-таки мне сначала казалось, что у нас просто драка. Мы катались по полу, и Вадик, он пытался мой нож выхватить, он все руки себе изрезал, стараясь от него защититься.
Умирать он не хотел, неа.
И не думал, что умрет. И я не думал, что он умрет. Мы сопели, рычали, как животные, в голове набатом била густая от водки кровь.
— Сука! — слышал я, и понятия не имел, кто говорит из нас с Вадиком. Рука моя с ножом, она немножко отдельной жизнью жила, как бы сама по себе, так что я очень удивился, когда лезвие по рукоять вошло Вадику в живот.
А там уже просто было не резон останавливаться.
Когда нож входит в человеческую плоть, это не так и страшно, не так и отличается от разделки мяса, это я еще с того трупа в доме Олега Боксера понял. Вот только сейчас на руку мне хлынула живая, теплая кровь.
И я очень испугался, я очень боялся, что Вадик сейчас будет на моих глазах долго и мучительно умирать, что он будет глядеть на меня, смотреть так ужасно, что я увижу, как он умирает.
Поэтому я его еще десять раз ножом ударил. Как — не помню, разве что звук помню, с которым плоть расходится — это приметный звук, незабываемый.
А потом я уже сидел над ним, и он был глубоко мертв. И я, знаете, рад, что упустил тот конкретный момент, когда он откинулся.
Живот у него остался разворошенный, конечно, кровь все брюхо залила, видно было мясо, розовый кусок кишки. Вот как раз на куске кишки я понял, что это все непоправимо. И что теперь назад уже никак, при всем желании.
Я обхватил голову руками, и до меня дошло, что я пачкаю волосы кровью.
Тогда я завыл, бессловесно, потому что не было у меня нормальных слов для этой ситуации. Оказалось, убить человека можно и так. Это тоже легко. Можно убить знакомого человека. Такого, какой тебе, в принципе, нравится.
Да без проблем.
Я прижал окровавленный нож к своему горлу, я подумал: чик, и все. Выключим-ка свет.
Просидел так полчаса, наверное, потом встал, умылся водкой, чтобы заразу Вадикову не подхватить, выпил, нож отбросил.
Господи, Боже ты мой, кем я умудрился стать?
Я этого человека не знал, честное слово, я понятия о нем не имел, что он так близко.