— Так что с деньгами? — снова спросил Марк. — Пустовато?
— Ага. Может, поговоришь с ним? Ну, там, скажи: народ ропщет.
Марк Нерон остановился, взглянул на меня, я сделал пару шагов вперед, потом, встрепенувшись, развернулся к нему. Солнце, проникавшее между ветвей деревьев, придало его рыжине какую-то особую дьявольщину, так что мне стало казаться, что я заключаю сделку с чертом. От бледности всего здесь, волосы Нерона казались почти красными.
— А, может, не надо с ним говорить? — спросил меня Марк Нерон.
Я лихорадочно думал, кроется ли здесь какая-нибудь хитрая уловка. Может, это вообще не Марк Нерон собственной персоной, а, не знаю, актер, которого Смелый нанял, чтобы меня кольнуть. Невозможно, конечно, но возможно. Эта среда, она учит быть параноиком. Если не усваиваешь по-хорошему, после плохого, может статься, никому уже не придется учиться.
— В смысле?
Но поиграть в дурака Нерон мне не дал. Он снова коснулся креста, словно прощения прося, и спросил:
— Хочешь стать бригадиром?
Марк Нерон смотрел на меня пристально. Мы стояли одни, в глубине лесопарка, друг перед другом, и вокруг разливалась такая тишина, что она давила на череп. Волосы Марка Нерона были единственным ярким пятном на фоне всей этой черноты и белизны, этот клоунский рыжий цвет никак не позволял мне отвести взгляд.
Руки у Марка были расслабленные, абсолютно спокойные руки, словно у ювелира. Он знал, что я не выстрелю. Что мне никак нельзя будет это объяснить, что я никак не оправдаюсь. Знал, что я не стукану, даже думать об этом не стану. Вот я про Марка Нерона и про то, что он может, ничего не знал, только представлял. А у страха, как известно, глаза велики.
Был ли у меня выбор? На самом деле был, врать я не буду. Я всегда мог согласиться, а потом взять первый попавшийся билет на самолет до Ебурга, а оттуда мотнуть в Заречный.
Но в то же время, как я мог это выбрать?
Убить человека мне было легко, а вот отправиться в свой Суходрищенск к мамочке с Юречкой — сложно. Такая произошла подмена понятий в голове, и я даже сам не заметил, как.
Марк некоторое время смотрел на меня, а потом, ровно в тот момент, когда я понял, что соглашусь, он улыбнулся. Я еще ничего не сказал, я едва об этом подумал, а он уже врубился. Ума — палата.
— Я Смелому аккуратно намекнул, что неплохо бы отправить в Чернобыль тебя, раз ты без балды все равно.
— Чтоб я что? Чтоб я радиацией его заразил, и он от лейкоза тихо сдох?
Сказано было, произнесено. Марк Нерон улыбнулся. Это я в том смысле, что с дьяволом шутить нельзя. Может даже особенно нельзя — шутить.
— Нет, — сказал Марк Нерон очень спокойно, и в то же время я слышал, как он доволен. — Чтобы проверить, реально ты психанутый, или Смелый в людях не особо разбирается.
— А он не особо разбирается, — сказал я, почесав башку.
— Так это же неправильно.
— Ну, он ж не священник.
Марк Нерон мягко склонил голову набок.
— Но ты разбираешься, — продолжил он, не обратив внимания на мои слова. — Я уверен. И я бы хотел видеть на этой должности кого-то вроде тебя. Ну, знаешь, по-нормальному безжалостный, но и не без сердца. Людям нравишься. Можешь помочь, если надо, а если не надо помогать, то падающего — толкни.
Опять он вроде как цитату ввернул, что-то фашистское, ну, вроде на слуху было.
— В общем, мне нужен баланс.
— А реально?
Марк Нерон пожал плечами и сказал совершенно спокойно:
— А реально Смелый хочет меня вальнуть. Но тебя это волновать не должно.
— А что должно?
Марк Нерон развернулся, пошел обратно. Это значило, что я согласен. В лесу нам, по сути, больше делать было нечего.
— То, что это для тебя. Ты парень талантливый. Дорогу молодым, так сказать. Представь себе, какие это деньги. А сколько будешь знать?
— Столько, что скоро состарюсь?
— Не, — сказал Марк Нерон. — Насчет этого не беспокойся, не состаришься, это я тебе просто гарантирую.
Мы засмеялись, и я реально понял, что сделаю это, что убью Смелого. Жить моей нынешней жизнью стало невыносимо. То есть, я же хотел карьеры, вот мне карьера, сейчас с ветерком до самых облаков прокачусь, только успевай ништяки хватать.
Мое настоящее стало мне маловато, тесное оно было, я из него вырос. А Марк Нерон предлагал будущее.
— Каковы же твои перспективы? — вопрошал он в холодный, звенящий от близкой зимы воздух. Как по мне, такой надрыв здесь был ни к чему, вполне я все понимал, какие мои перспективы. Самая лучшая из них — удрать из того, в чем я жил, из моего, так это сказать, последнего времени.