— Ну да, Наполеон, Мане, Моне, Жан-Поль Сартр. Знаешь таких?
— Не всех, — сказал я.
Марк Нерон вытянул меня на лестницу.
— Пошли, — сказал он. — Будем праздновать твое повышение.
Идти было тяжеловато, но не от боли, а как-то в целом, от усталости, что ли. Нерон был в отличном настроении, он говорил:
— Хорошо ты сработал, Вася Автоматчик, я тебя сердечно поздравляю, ты это место заслужил.
— А, — сказал я. — Ну, да. Я сам думаю, что все это было ловко.
Мы спустились пешком. Марк Нерон из принципа игнорировал лифты, спортик и все такое.
На улице шел снег, крупные мягкие хлопья падали мне на нос, застывали на ресницах.
— А как же ж жена его? — спросил я. Марк Нерон глянул на меня странно. Я и вправду спросил таким тоном, словно это было "можно что-нибудь сделать?". Ну, как ей уже поможешь, долбоеб.
— Да, — сказал Нерон, поймав толстый комок снежинок, ставший водой у него на ладони, капли он стряхнул брезгливым жестом. — Так бывает. Очень, конечно, жаль.
На самом деле ему не то что очень, а вообще не было жаль.
— А пацан его?
— Жить будет богато, братва позаботится. Такая трагедия, конечно, в жизни. Но это здорово закаляет.
Открывая машину, Марк Нерон вдруг засмеялся.
— Вырастет — отомстит тебе.
Мы сели в черную бэху представительского класса. Вечернее небо было по-зимнему розовато-фиолетовым.
— Атас вообще, — сказал я.
— Ты маленько в шоке сейчас, — ответил мне Марк Нерон. — Но это пройдет. В голове все уложится. Я тобой доволен. Очень, даже не представляешь себе, как.
— Спасибо, — сказал я, остужая лоб о холодное стекло, я прислонил голову к окну, и ее потряхивало от движения машины, даже казалось, что мозг мой подпрыгивает.
Некоторое время мы молчали. Я подумал, всегда ли Марк ездит без водителя, принцип у него такой или, может, это все для конспирации. Непонятно было.
Уголком глаза я видел эту красноватую, нероновскую рыжину и снова думал о женской головке в густой крови.
— Я покурю? — спросил. Нерон спокойно кивнул, он глядел на дорогу, глаза его блестели. Небо было мутное, пустое, и я долго-долго пытался найти хотя бы одну звезду, пока Марк Нерон не сказал:
— Знаешь, как на латыни будет слово грех?
— Не ебу, — сказал я, закуривая.
— Пеккатум. Это слово предполагает ущербность самой человеческой природы, внутреннюю искаженность. На греческом грех это хамартиа. Дословно это промах. Промах лучника. То есть, ошибка. В великом и могучем это все тоже есть. Грех — огрех. Понимаешь?
Я и вправду немножко понимал, к чему Марк клонит, поэтому слушал внимательно.
— Католики человеческую природу воспринимают пессимистично. Таков Августин, таковы и все они. Православная церковь, вслед за Пелагием, принимает другую точку зрения. Человеку свойственно ошибаться, но не быть ошибкой. Врубился?
— Врубился, — сказал я, потирая виски.
— Поэтому, я думаю, в православии нет и не может быть чистилища. Зачем все эти полумеры, если каждый имеет шанс исправиться?
— Я не очень разбираюсь.
— А надо разбираться. Чуть ли не больше священника надо разбираться.
Марк Нерон на секунду прикрыл глаза, потом снова взглянул на дорогу.
— А куда мы едем? — спросил я.
— Сказал же, праздновать, ко мне, — он легко и спокойно улыбнулся. — Расскажи мне, как ты все это устроил? Ехать нам все равно еще прилично.
Меня как-то затошнило, я спросил:
— Вода есть?
— В бардачке минералка.
Холодная, чистая, обжигающая горло водица привела меня в чувство, по крайней мере, более или менее. Марк Нерон постукивал по рулю пальцами в синих перстеньках, и я вдруг подумал, не будут ли они колоть Гриню Днестра, беднягу Гриню.
— Слушай, а Гриня, мой братан…
— Проверяют, — коротко ответил Марк Нерон.
— Я ему…
— Я так и понял, — сказал он. — Ну, бывает. Человек всегда человек.
Люди остаются людьми. В самых невыносимых и странных обстоятельствах, это правда.
— Но с ним все нормалек будет? — спросил я с каким-то неожиданным для меня самого отчаянием.
— Нормально все будет, кончай очковать. Я все устрою. Причастные найдутся.
— А эта баба? Жена?
— Да что жена-то? — спросил меня Марк Нерон. — Земля ей пухом, одним словом.
— Но она-то как же?
Нерон покачал головой.
— Во ты тупой, — сказал он. — Нереально просто.
Но как-то это прозвучало без осуждения, по-доброму.
Я сказал:
— Сейчас, я расскажу все, ну. Подожди минутку.
Может, Нерон думал, что так меня покрыло с этого убийства — дело нелегкое все равно. Но я-то сам себя в бок ножиком ткнул и знал, что проблема в другом. Мне было глубоко все равно, умру я или нет. Единственное, хотелось поглядеть на жилище Марка Нерона, дотянуть до этого. Богатые люди живут сказочно, в таком доме, я был уверен, и умереть не жалко.