Дружба, наверное, это слово про общение равных людей, ну, которые стоят на одной ступеньке и могут без мистического трепета глядеть друг на друга. Нерон был для меня скорее как учитель в том киношном смысле, когда клевый препод меняет жизнь студента, или в Шаолине монах обучает пиздюка одним ударом ноги гасить десяток врагов.
Для меня все, что Нерон мне говорил, было чрезвычайно важным. Я кое-что даже записывал, потому что он был человек образованный, с интересными, непонятными мыслями, которые я рассчитывал постичь позднее. Ну, с опытом, знаете ли.
Как-то, к примеру, Марк Нерон, когда мы снова рассматривали его коллекцию бриллиантов (а я все время просил ее поглядеть, он от этого очень забавлялся, что я такая сорока), сказал вот что:
— Природный камень не может быть совершенным. Это невозможно. Отсутствие даже мельчайших включений говорит о том, что перед тобой имитация. Только несовершенный камень имеет цену. Так и с людьми, понимаешь? Вот почему раскаявшийся грешник стоит десяти праведников.
— А я думал, потому что он не будет больше творить зло, — сказал я задумчиво.
Через неделю до меня дошло, я позвонил Нерону и сказал:
— Несовершенные люди — настоящие. Как несовершенные камни — настоящие. А совершенные люди — подделки, лицемеры!
Нерон вообще не сразу вспомнил тот наш разговор, а, когда вспомнил, то сказал, что ничего интересного в его мысли не было, простой трюизм.
— Нет, — упрямо сказал я. — Я все понял.
Ну, он заржал, конечно. И все-таки, думаю, ему радостно было, что я такой. Он этим даже восхищался в какой-то степени. Марк мне завидовал, какой-то моей простоте, что ли, способности не очень умно думать. Он называл это витальностью.
— Ты, Вася, — говорил он. — Человек. Настоящий. Без всей этой наносной херни, вот как есть. У тебя целей в жизни: пожрать, поебаться, убить, уколоться.
Я аж обиделся.
— Охуел, что ли? — спросил я. Но Марк совершенно искренне сказал:
— И это потрясающе. Не зря говорят, что все гениальное — просто. Усложнение — это путь в никуда. А ты не усложняешь, живешь, как птица, это святая жизнь почти.
— Ну, — сказал я. — Ты слишком вольно трактуешь.
Я бы хотел все усложнять. Может, тогда жизнь не была бы таким тупым хаосом, я бы что-то понимал, на что-то мог бы влиять, сумел бы понять, зачем со мной это все. Вот Нерон, по-моему, понимал, но особенной радости и облегчения у него от этого не было, видимо.
Короче, в какой-то степени мы друг другу очень завидовали, каждый хотел быть кем-то другим. Наверное, в этом мы были похожи больше всего.
Карьера моя шла только в гору с таким надежным и могущественным покровителем. Учитывая, что с Марком Нероном я тусовался в любую свободную минуту, привязался к нему, словно утенок, а он не просто меня терпел, но и все мне объяснял, влиться в эту жизнь я смог без особенных усилий.
Раньше я думал, что Смелый только хуи пинает целыми днями, потом ему присылают ориентировочку, и вот мы едем, и Смелый делает вид, будто он самый дохуя умный.
Оказалось, проблем у Смелого было выше крыши.
Ну, тяжеловато, конечно, знать, кто именно эти люди, которых нужно убить, какие у них имена, чем они вообще по жизни занимаются. Да, тяжеловато, конечно, оно все неприятно, лучше, когда это анонимно. Но все-таки к этому жизнь меня уже подготовила.
Наверное, самым сложным было выбирать время, потому что разница в пару минут могла стоить мне тысячи долларов. Приходилось постоянно поддерживать связь с бригадой, которая занималась слежкой, прослушкой, местами высчитывать все очень точно, местами полагаться на удачу.
Еще меня брали на разборки, ну, типа как одного из серьезных людей, которыми, в то же время, не жалко пожертвовать. Марк Нерон, например, на пустырях с уродами всякими не тер.
Сначала я просто стоял с автоматом, стараясь сохранять суровый вид, потом Марк Нерон посоветовал мне говорить, проявить себя, чтоб заметили.
Вообще, быковать мне нравилось, это как игра. Что-то от игры было вообще в этой жизни, но на разборках, во всяком случае, пока не начинали стрелять, оно все становилось вдвойне театральным.
Ну, как объяснить-то: люди решали вопросы, там, что чье, хуе-мое, наезжали друг на друга, стараясь просчитать, выгодно ли начать палить. На самом деле палить никогда не выгодно, потому что существует шанс реально сдохнуть, но в этот момент, когда ты полностью захвачен игрой, практически невозможно смотреть на смерть реально — очень хочется, чтобы пан или пропал, потому что так оно красиво.