Даже голоса у всех менялись, такие люди становились пафосные, и все эти "да мы вас закопаем" и "вешайся, сука", и "не по-людски как-то" на самом деле в обычной жизни представить было почти никак нельзя.
А там вспыхивал кайф от того, что можно красиво сказать, и даже важно красивше сказать. Но еще важнее, чтобы людей много за тобой стояло.
И все равно, в конце концов, если дело тянулось долго, нервы сдавали, и кто-нибудь стрелял. Слабые от страха, сильные от излишней самоуверенности, ну, сами понимаете. И пиздец тогда. Меня самого ранили три раза, один раз ужасно неприятно, чуть селезенку не удалили.
Ну, пацаны, они же любят в войнушки, и в какой-то момент войнушки всегда выходят из-под контроля. Я научился ловить этот момент и стрелять первым, уж не знаю, хорошо это или плохо. Наверное, скорее плохо, потому что, если я не прав, то сколько крови из-за меня пролилось?
Но не в моем положении, конечно, было кровяные капли считать. Уже какая разница. Хотя Нерон говорил, что Бог за каждого спросит.
Еще он говорил, что уровнем выше все уже более или менее взрослые, а если еще повыше, то там настоящие серьезные люди, вежливые и спокойные, и никто не орет "да я тебя на куски резать буду", хотя и режут иногда, но без шума, тихо-мирно.
Я познакомился с кучей всяких разных людей и понял, какой замкнутый у меня был мир до этого, и как Смелый держал нас от людей подальше, чтобы мы особо не ерепенились, жизни другой не видели. Общения уж хватало. Не совру, если скажу, что общение в нашем деле вообще главное, это очень социальная профессия. Человек-человек, так сказать.
Я, кроме того, реально старался помочь моим пацанам, во-первых, у меня появилось еще трое подкидышей, голодных, чуть ли не полубомжей. Саша, Федя и Киря были вчерашними беспризорниками, им нужно было хорошо жрать, за это они готовы были Ельцина расстрелять, да что там Ельцина — и до Петра I бы добрались, лишь бы вкусно кушать.
Надо было устроить им жилье, обеспечить приличный заработок. Я не хотел, чтобы с ними было так, как со мной — дали тебе автомат в руки и крутись теперь, как хочешь. Валера с Виталиком все время конфликтовали с Серегой Ромео, и мне, опять же, надо было этот конфликт как-то решать, чтобы была здоровая атмосфера, чтобы все хорошо работали.
Я не то чтобы очень к ним привязался, не, наоборот, наверное, когда ты внутри, тогда они для тебя — твоя стая. А тут — другое, хотя я и сам всегда стрелял вместе с ними, уже я был в новом, чужом для них мире. Но я хотел делать свою работу классно. Хотел, чтобы меня любили.
Поэтому и на деньги не жадничал. Я имею в виду, мне хватало, я нахапать себе как можно больше и не стремился. Наоборот, я обалдел, какие суммы там крутятся, Смелый нам максимум, если треть выделял на всех.
А я себе оставлял треть, и мне нормально было, на жизнь, на радости. За это меня любили, и за то, что я вписывался за ребят всегда и перед старшими, и вообще, по жизни.
В этом смысле все шло прикольно. Мне даже сказал как-то Киря Желтый (у него гепатит С был, как у Вадика):
— Если бы Ельцин так, мировой бы был президент.
Приятно. Жаль, у нас грамоты почетные не вручают, а то я б получил. Я тогда только узнал, что могу быть ответственным, и не такой уж я разъебай, как мамочка с Юречкой думают.
А самое, наверное, главное — я стал видеть больше. Ну, в смысле, людей, с которыми я повязан, как их жизнь складывается, какие у них обязанности, кто там девками занимается, кто оружием, кто угонами, и как все мы одинаково посматриваем наверх, не то побаиваемся, не то подумываем зубами себе выгрызть местечко потеплее.
Я везде успевал, мне даже иногда казалось, что я могу быть в двух местах одновременно. Спал по два часа в сутки, серьезно, и это было абсолютно нормально, передохнул — и вперед, а иногда и не передохнул, и все равно вперед.
Надо было всем вертеть, откуда-то всегда брались дела. Я собой невероятно гордился, знал, что работа тяжелая, а я ее делаю. Могу взять на себя ответственность за людей, могу разрулить проблемы, перетереть по-умному, ну, и все такое.
И развлекался я не меньше, чем работал. Оттого, наверное, у меня было столько сил — я много радовался. Какие-то случались нереальные приходы, все изменилось, все раскрасилось, заискрилось, как бриллиант у меня на указательном пальце.
Я увидел, как еще можно развлекаться, и я обалдел. Я даже не думал, что бывают такие роскошные места, такие роскошные телочки, такой чистый героин.