— Он все говорил, что денег нет, денег нет, — задумчиво рассказывал Миха. Мне казалось, что в полной мере он не со мной, не под сияющей неоном вывеской, не с сигаретой во рту, не под звездным небом, не ночью. Короче, все, что можно было про Миху сейчас сказать, про время его и местоположение, вдруг стало невероятно ложным. А вы говорите машину времени надо — не надо никакой машины, только толичку воображения.
— Ну, я не знал точно, есть у него деньги или нет. Никогда точно не знаешь, это же первое, что они начинают орать!
Я задумчиво покивал, мол, заметил уже, но меня перед Михой на самом деле не было.
Он сказал:
— Мы его связали, усадили на пенек, угорали что-то, а он все свое орет про то, что денег нет. Я молоток взял только, чтобы попугать, и тут он меня так достал визгом и упрямством, что я его по колену стукнул. Ну, как, стукнул. Ебнул и сильно, там хруст какой-то был. Но от этого же не умирают.
Миха прищурил один глаз, выпуская дым.
— А у него, видать, сердце слабое было. Он как-то покраснел весь, завалился на спину, захрипел. Короче, я думаю, что сердце у него разорвалось. Ну, просто вот так вот совпало.
— Обидно, — сказал я.
— Не то слово, — сказал Миха. — Пошли пожрем, что ли, а то я вырублюсь сейчас.
И я все думал, потом еще долго, какие же люди разные. Даже в убийстве, даже в пытках, во всем-всем-всем они, сука, так различаются.
А были бы у меня муки совести, если б я убил случайно?
Ну, вот я наркоманчиков своих ставил, а они иногда коньки отбрасывали. Тоже, вроде как, убийство. Помнил ли я их всех, рассказал бы я кому-нибудь вот такое вот, будучи пьяным, с таким полным ощущением, что я не здесь, а где-то в другом месте, очень сильно хочу все изменить и никогда не могу.
Ну, не знаю, я бы вряд ли даже про Вадю так. Зато у меня были сложности с вырыванием зубов у живых людей. Так что рэкет и стоматология были мне, как виды профессиональной деятельности, строго противопоказаны.
Миха, конечно, говорил:
— Ты это зря. Обычно вообще ничего делать не надо, они все готовы в штаны наложить после одного единственного разговора.
Но я-то знал, что самая важная часть этой всей истории — возможность сделать больно.
Ха-ха, у меня есть возможность сделать тебе больно, и я не побоюсь ей воспользоваться.
Вот такое у меня было саморазвитие.
Марк Нерон, конечно, с меня угорал, но один раз, все в той же "Метелице", снимая с себя очередные часы, он сказал:
— А ты далеко пойдешь.
— А? — спросил я, пристально следя за вращением шарика, черное и красное на щите рулетки слились до полной неразличимости.
— Я имею в виду, — сказал Марк Нерон, разминая запястье. — Ты очень упорный. Твою бы энергию да в мирных целях. Миха говорит, ты молодца. И я тобой горжусь.
— Гордишься? — хотел спросить я. — Это вообще то слово? Нормальное слово?
Крупье провозгласил:
— Двадцать один!
— Блядь! — сказал Нерон, стукнув по столу. Медно поблескивала турель, крупье спокойно ждал.
Я сказал:
— Ну, пиздец просто.
Вот такая штука судьба, а? Никак нельзя угадать, и ничего ты с этим не поделаешь, будь ты хоть семи пядей во лбу. Может выпасть зеленый ноль, единственный на всей доске, вполне. В мире вообще нет ничего невозможного. Иногда ноль может выпасть два, или даже три раза подряд. А иногда, я верю, что такое бывает, он может выпадать прямо-таки бесконечно долго.
Вот, к примеру, я встретил еще одну знакомую из своего прошлого. Шанс был выше, чем столкнуться с земляком Михой в московской "Метелице", но и встреча — удивительнее.
Как-то я искал еще какой-нибудь подарок Лапуле. Ну, что еще бабы любят? Саша терпеть не могла реальное, но я ж не мог дарить ей нереальные вещи, так ведь? Приходилось выкручиваться. Говорят, книга — лучший подарок, но я ж не знал, что Саша читает. Может, она вообще уже все знает, и получится, что не нужен ей будет мой подарок, и Саша опять откажется.
Решил я купить ей духи, потому что она пахла только чем-то молочным, своим собственным, нежным-мягким, а, значит, парфюма не было у нее. Плюс к тому, будет нюхать духи и обо мне вспоминать, а это приятно.
В общем, у меня начался поиск идеальных духов для Саши. Таких, чтобы с ней ассоциировались, чтобы не слишком дорого и не слишком дешево стоили, чтобы флакон красивый, и чтобы мне при этом ее, пахнущую так, еще и драть приятно было, чтобы заводило.
Сложно, конечно, но я все старался. Я имею в виду, в голове моей сделка была такая: я тебе буду делать подарки, а ты мне говори снова, что я обаятельный, что я хороший.
Для нее все работало как-то не так, но я не сдавался.
В общем, болтался я по Арбату в надежде найти ей что-нибудь, заглядывал в каждый парфюмерный магазин, но мне как-то ничего в достаточной степени не нравилось. А этих лавок развелось, как клопов просто, но товар везде более или менее один и тот же.