— Ходить, что ли, разучилась?
И она, растерявшись, так и замерла передо мной. Я указал рукой налево.
— Там метро. Пятьсот метров. Или тебя еще и подвезти?
Она все стояла, и я заорал:
— Пошла отсюда на хуй!
И голос мой разнесся по пустырю далеко-далеко и во все стороны, и я подумал, что если сейчас не свалит, швырну тогда в нее камень. Олюшка глянула на меня красными печальными глазами. Вокруг нас были только высокие коробки старых брежневок и строительный мусор, все казалось пустым и тусклым, валялся, вот, неподалеку сдутый футбольный мяч, покрытый неровным слоем грязи.
Я еще и в говно собачье вляпался.
— Пошла на хуй, — повторил я тихо, обтирая подошву о свеженькую травку. — Отцу скажи, чтоб бизнес больше ничей не отбирал. Опасно это. Последствия бывают для здоровья.
И она почему-то только тогда побежала.
А я долго еще обтирал говно с ботинка, глядя на то, как она бежит и оказывается от меня все дальше. Как кадр из красивого фильма про влюбленных.
Валентина мне дня через три позвонила и сказала, что Витек ее теперь не прессует. Но почему-то больше она со мной не общалась, ха-ха.
Наверное, по той же причине, по которой я больше не общался с Михой.
Вопль двадцать второй: Юрьев день
Лапуля никак не хотела меня полюбить, уж не знаю почему. То есть, я же симпатичный, и очень даже душевный, и еще другие достоинства у меня есть. Короче, никак до меня не доходило, почему мои ухаживания не работают. Саша не брала моих подарков и не хотела со мной гулять, хотя иногда улыбалась моим шуткам.
Как-то я ей сказал:
— Моя первая девушка убежала от меня, вторая села от меня в тюрьму, а третья аж покончила с собой. Вот, поэтому я немного понимаю, что ты не хочешь со мной встречаться.
И Саша тогда даже засмеялась. Она сказала:
— Я не хочу с вами встречаться вовсе не потому, что вы не смешной или глупый, или некрасивый. Вы замечательный, просто меня вообще не интересует эта сторона жизни.
И это был уже почти что диалог. Я сделал шаг к ней, улыбнулся, она тут же сделала шаг назад, но взгляд не отвела.
— А какая сторона жизни тебя интересует? — спросил я.
Помню, я тогда долго за ней шел, и вот мы остановились у фонтана, и я увидел, что на его краю сидят настоящие влюбленные, держатся за ручки и все такое прочее. Усатый студентик в застиранной рубашке и милая, причесанная студенточка. Мне захотелось столкнуть их обоих в фонтан, в освежающую холодную воду. Добро пожаловать в реальную жизнь, бля.
Саша сказала:
— Знания. На самом деле, даже это не имеет ценности, но, если уж выбирать, как скоротать небольшой срок в течение которого мне предстоит быть живой, то все-таки я хочу узнать о мире как можно больше.
Я снова сделал шаг к ней, и Лапуля тут же отступила.
— Круто! Знания! Ты любишь читать книжки, я так и думал. Я тоже люблю читать книжки.
Она легонько улыбнулась.
— И какая ваша любимая книжка? — спросила она безо всякой насмешки.
— А, ну, толстая такая книжка. Про детей, которые сражаются с клоуном. То есть, смешно, конечно, звучит. Там в конце детская групповуха. Но не из-за этого.
Она слушала внимательно и не глядела на меня, как на идиота, которым я себя чувствовал. Никак я не мог собраться.
— Там, короче, дети-неудачники сражаются с одним мудаком. Он на самом деле инопланетная тварь, но выглядит, как клоун. Здоровая книжица.
— Я читала, — сказала Саша.
— Серьезно? А кто тебе больше всего нравится?
— Эдди.
— О, — сказал я. — Понятно.
Я совсем не был похож на Эдди, и у меня не оставалось шансов.
— А как тебе Генри Бауэрс? — осторожно спросил я.
— Вы очень смешной, — сказала она. — Правда. Уверена, вы могли бы обаять любую девушку.
Но не любую.
— А тебя? — спросил я с надеждой. Чувствовал себя пятнадцатилетним, таким наивным и еще до всего этого, включая батин прыжок тигра.
Саша смотрела на меня, не говоря ни слова. Ее кукольные, печальные глаза тоже ее не выдавали.
— Ты такая куколка фарфоровая, — сказал я. — Ну пожалуйста, ты подумай. У меня и деньги есть, и все на свете. Все, что тебе надо.
— Мне не нужны деньги.
— Да ты гонишь, деньги нужны всем!
Опять шаг в ее сторону, снова ее отступление. Все это было похоже на очень-очень медленный танец. Я услышал приглушенный смех. Студенты над нами угорали. Я показал им средний палец.
— Вот сучары мелкие, а? — сказал я. — Ты какого года рождения?
— Я шестьдесят восьмого года рождения.
У нее была странная привычка отвечать только полными предложениями, немножко автоматичная, компьютерная такая.