— Но проблема не в этом, — продолжила Саша.
— Какая ты непредсказуемая, просто пиздец.
Она взглянула на меня так печально и болезненно, что я тут же захлопнул рот, зубы отозвались болью.
— Обезболивающие перестали действовать, я не знаю, как сделать так, чтобы ей стало хоть чуточку полегче.
Я заметил, что на руке у Саши нет больше золотого браслетика с золотым дельфинчиком. Саша принялась ожесточенно тереть глаза.
— Я не могу ей помочь. Вы же понимаете, я только хочу ей помочь. Она у меня страдает.
— А ты любишь бабушку, — сказал я, поглаживая ее голое, непривычное без золота запястье.
— Конечно, я люблю бабушку, а вы как думаете?
Впервые в голосе ее я услышал что-то похожее на раздражение. Когда я крепко ее обнял, Саша уткнулась носом в мою шею.
— Что же мне делать, Василий? Может, у вас есть знакомые врачи?
Неа, знакомых врачей у меня не было, но в голову мне пришла другая, очень важная мысль.
— У меня нет знакомых врачей.
Я отвернул Сашу от себя, к синему небу, поддерживаемому бетонными столбами многоэтажек. Я провел рукой вдоль горизонта, словно хотел показать Саше свои владения.
— Но есть целая индустрия избавления от страданий. Она называется "наркоторговля".
— Я не собираюсь подсаживаться на наркотики, чтобы сбежать от проблем, — сказала Саша.
— Так у тебя и нет проблем, они есть у твоей бабушки. Когда ее выписывают? Завтра? Завтра я не могу, только если вечером. Как тебе вечером? Я приду, ладно? Договорились?
Саша рассеянно кивнула.
А Марк Нерон вечером сказал:
— Ты пизданулся?
Я откинулся на диване и закрыл глаза, под веками плыли длинные и пылкие героиновые пятна.
— Ну, в смысле?
— Ты хочешь ширнуть бабусю своей дамы сердца?
— Ну а что? — спросил я. — Героин сильнее морфина. Ей поможет, да и вообще за уши потом не оттянешь.
— Она раковая бабуся. Она подохнет.
— Ну, она так и так, но, если мне повезет, то я присуну ее внучке.
Марк Нерон развел руками, мол, он не знает, как со мной разговаривать.
— Да ну тебя, — сказал я. — Я делаю все, что могу, чтобы завоевать ее сердце.
На следующий день я впервые увидел, как живет Лапуля. Убогая, не знавшая ремонта однушка вся была заставлена старыми вещами, которые отбрасывали глубокие тени. Везде пахло пылью, стены были совершенно пусты — ни икон, ни занимательных картинок, ни даже плакатов.
Убиралась Саша не очень-то добросовестно. На потолке висело внушительное кружево паутины, по которому передвигалась маленькая темная точка. Из-за темных штор и неудачной планировки днем в квартире должен был царить вечный сумрак.
Очень безрадостное жилище.
Дома Саша тоже ходила в черном. Я протянул ей бархатную коробочку.
— Вот. Только не отказывайся. Если не хочешь носить, выкинь в окно.
Я купил ей золотую цепочку на руку и маленькую подвеску с дельфинчиком, не в точности такую, какая была, но очень похожую. Саша заглянула в коробочку, лицо ее стало печальным, а потом радостным. Она сказала:
— Спасибо вам.
Без долгих прелюдий Саша взяла меня за руку и повела в комнату, откуда уже слышались стоны. Как будто бабуся там ебалась, если честно, я чуть не засмеялся.
Зрелище это было, конечно, не из лучших. Сашина бабуля перекочевала из больницы домой примерно шесть часов назад, но комната уже провоняла сладкой старческой смертью.
Здесь было чисто, даже очень, и не верилось после той армии пыльных шариков, что я видел в соседней комнате, сквозь приоткрытое окно в помещение втекал ночной воздух, благодаря которому здесь вообще можно было дышать.
Смерти я видел в своей жизни очень много, но, в основном, это была смерть молодых мужчин. Старая женщина при мне еще никогда не умирала, в этом смысле было даже любопытно.
Но, кроме того, я реально испугался. Меня поразило, каким детским оказалось это чувство беспомощности перед болезнью.
На застиранных простынях, как будто на своем будущем саване, лежала крошечная старушка, похожая на высушенного на солнце ребенка или типа того. Она казалась малюсеньким кусочком кураги. Кожа истончилась, на ней краснели целые созвездия, а то и млечные пути красных сосудов. Черты лица у бабуси заострились, как у трупа, челюсть ходила ходуном, а когда она раскрыла рот, я увидел, что бабка истерла себе все зубы.
Рядом стоял столик, на котором громоздились лекарства, графин с водой, чашка с пластиковой трубочкой из "Макдональдса", остатки перетертого морковного пюре в глубокой мисочке. Саша заботилась о ней, как могла, но насколько этого было мало.