— Ты считаешь, они вообще будут со мной разговаривать?
— Да ты чего, — сказал я. — Братухам скучно, тем более с бабой лясы поточить, это для них милое дело вообще.
Тут до меня дошло, я схватил ее за плечи.
— Если ты полюбишь другого бандита, в смысле, если вдруг тебе просто нравятся бандиты, не говори мне этого и не возвращайся в Москву! Я не переживу, и ты не переживешь!
Саша поцеловала меня в кончик носа.
— Нет, — сказала она. — Мне не нравятся "просто бандиты". Мне вообще ничего не нравится. Успокойся.
Но я смотрел на нее, как будто она собиралась исчезнуть прямо-таки сейчас, без следа раствориться в кухонном воздухе, пахнущем кофе и яичницей, спокойным счастьем, которое почти было у меня в кармане.
Она засмеялась, потому что, ну, я вел себя смешно. Вполне логично, правда?
Но, думаю, мы с ней оба понимали, что не совсем уж я и шучу.
Прощались мы с Лапулей страстно и отчаянно, как перед войной. Я думал, станет ли Сашина беременность очевиднее, когда я вернусь? Я вообще-то даже не знал, можно ли их трогать за живот, не повредится ли там ничего у ребенка? И было ужасно интересно, можно ли заметить, как пузо у баб растет.
И я даже чуточку расстраивался, что каких-то вещей, может, очень важных, не увижу.
С собой Саша дала мне опросник, в самолете я заполнял его вместо кроссворда. Вопросы там были самые разные, местами стандартные, а местами весьма изощренные. Иногда даже казалось, что все вместе они не имеют никакого смысла. И тогда я думал о магии, которую делают ученые, чтобы наши ответы стали наукой.
Например, был самый обычный вопрос: верите ли вы в Бога?
Но прямо за ним красовался один из моих самых любимых вопросов: Предпочитаемый вами способ ухода из жизни?
Вот вам несколько ее странных вопросов, чтоб хорошо представлялось, какие задачки я решал в полете.
Были ли вы желанным ребенком?
Какого рода страхи вас посещают?
Каким Бог создал мир?
Опишите себя в пяти или более прилагательных.
Как часто у вас бывало чувство причастности к чему-то большему, чем ваша жизнь?
Любите ли вы природу?
Любите ли вы, блядь, природу. Ну, понятно, да?
Вопросов было чуть больше сотни, Саша разделила их на категории, такие как "детство", "религиозные убеждения", "отношения с другими".
В самих вопросах ничего умного не было, наоборот, они формулировались очень просто, как в детской анкете. Иногда они предполагали долгие ответы. К примеру, мне нужно было описать, каким я вижу мир, поймать некое общее настроение, сузить здоровенную планету и просунуть ее в игольное ушко. На самом деле, сложно.
Нужно было всякое про себя подумать, про то, что для меня Бог, что для меня я, что для меня жизнь вообще, друзья, семья. Даже был такой вопрос: получаете ли вы удовольствие от еды? Я и над ним задумался.
Вообще для тюрячки вопросы хорошие. Как раз место располагающее к тому, чтоб подумать о вечном. Ну, или о том, раздражает ли громкая музыка.
В общем, я заполнял все эти листочки, почерк мой нес с собой историю полета — всякие встряски, словно кардиограмма, буква вверх — буква вниз. Я подумал: а ведь вся моя крошечная жизнь сюда уместится, а потом осядет на страницах диссертации, которая осядет в университетской библиотеке, или где там.
И вот я уже буду жить, даже когда мои косточки давно превратятся в удобрение, богатое кальцием. Даже когда меня не будет, будут мои мысли.
Все-таки хорошая штука эта наука.
Может, они когда-то и настоящую вечную жизнь придумают, как в фантастических книжках, но тогда деградируем все, без вопросов. Я бы совсем охуел, если бы меня ничего не останавливало.
Вот так я и ответил на один из вопросов, на такой: что вы думаете о вечной жизни? Ну да, логично.
В общем, я запер на тех листочках мое отношение к таким важным штукам, как дети, убийства, Бог, любовь, будущее, ну и так далее.
Когда я закончил, мне показалось, что кто-то взял меня в большие, сильные руки и выжал, как тряпочку. Опросник невероятно отяжелел. Почему исписанный листок кажется увесистее пустого? Не из-за чернил же?
Ну, и как раз я размял натруженные пальцы (писать тяжелее, чем стрелять, что бы там кто ни говорил), взял журнальчик на английском языке, открыл его и осознал, что нихуя на басурманском не понимаю.
Саша меня кое-чему учила, но я как будто разом все забыл.
Я глянул в окошко, уже было видно океан, синий и безбрежный, будто бы второе небо. Я улыбнулся от удивления: это ж надо до такого дожить — увидеть океан, идти, идти по жизни и уткнуться в него.
Спина болела, меня уже начинало подкумаривать, и я судорожно пытался что-нибудь такое вспомнить на английском. Как хоть "спасибо"-то будет? А как "пожалуйста"?