На лежаках спали какие-то люди в белых, свободных пижамах. Тощая девчонка болтала ногами в бассейне, попивая, конечно, апельсиновый сок. На крыше развевался американский флаг, похожий на упаковку от конфеты.
Из каждой, блин, комнаты с этой стороны здания, должно было быть видно океан.
Про океан это вообще-то очень странно, он реально кажется большим, но не на вид, это скорее ожидание, ощущение. Так-то человеческому глазу, что море, что океан — бесконечность, края нигде не видно. С нашего скромного места в мире это совсем не важно, но поди ж ты.
В общем, я расплатился с таксистом, вышел из машины и вдруг испытал такой ужас. Ну, типа, как перед школой. А вдруг я с ребятами не подружусь? А вдруг я приду на первый урок голым?
Да я, блин, даже не знал, нет ли для первичного приема отдельного входа. Мужики на лежаках не обратили на меня никакого внимания, а вот девчонка проводила взглядом. Меня потряхивало, я уже сопливился, и она, наверное, сразу все поняла.
В тачке, не двигаясь, еще можно было отвлечься, но тут каждый шаг отдавался уже хорошо знакомой болью.
Меня встретил крепкий, спортивный мужик чуть за сорок. У него была такая улыбка, что он вполне мог стать актером.
— Мистер Юдин? — спросил он, не там поставив ударение, но я кивнул. Не до чести фамилии мне было. Я стер пот со лба, мужик поглядел на меня сочувственно и протянул руку.
— Джеймс Дэнвер.
Ой, бля, и не до знакомства мне было, не до него. А тут еще выяснилось, что мы друг друга не понимаем, а я должен подписать какой-то договор. Ну, я так понял, что этот договор мне обязательно нужно понимать.
Мистер Дэнвер усадил меня в белое кресло, прямо под кондиционер, и выпрямил указательный палец. Я так понял, он хотел, чтобы я подождал.
Как по мне, так оно не по-людски. Я уже все оплатил (такие суммы через границу провозить не резон), и мог бы доктор Дэнвер сразу позвать симпатичную медсестру, чтобы она меня в щечку поцеловала и в жопу уколола.
Но мистер Дэнвер исчез, и я остался в компании администраторши в леггинсах, которая смотрела по телику фитнес.
— Во, бля, — сказал я, обхватив колени и постаравшись сделаться как можно меньше, чтобы испытывать, соответственно, меньше боли. Как по мне, так человек важнее бумажки.
Все вокруг было белым: стены, мебель, даже телик, в большом, почти полутораметровом окне, дрожала от приморского ветра пальма. Куда-то наверх вела широкая, прямая лестница. В интерьер лучше бы вписалась винтовая, но они, видать, боялись, что торчки попадают.
Сколько я там прождал? Не знаю. Я пытался слиться в такой себе стазис, закуклиться, как гусеница.
Иногда мимо проходили люди в белых пижамах, они казались мне арабами, вернувшимися из странствия по пустыне.
Из полузабытья меня вытряхнул нервный, низкий мужичок, он ворвался в помещение, хлопнул дверью. Взгляд его долго ни на чем не останавливался, а потом впился в меня.
— Юдин?! — спросил он. — Вы Юдин?!
Напор у него был знатный. Я аж опешил.
— Ну?
— Я — Михаил Соломонович. Переведу вам договор.
И ускачу по своим делам. Во всяком случае, мне показалось, что он скажет именно так.
У мужика были тоненькие усики и золотая цепка, кулон на которой терялся в густых волосах на груди. На нем был белый костюм с полурасстегнутой красной рубашкой, как на крутом парне из криминального боевика.
— А, ну круто. Я тебе заплачу, если надо.
В общем, спустился мистер Дэнвер, и мы пошли к нему в кабинет. Там качался маленький метроном, я глядел на него, и в ушах у меня абсолютно затихало. Почти весь перевод договора я прослушал, но ничуть об этом не пожалел.
Михаил Соломонович иногда тормошил меня:
— Вы слушаете?!
Но я все равно не слушал, и ничего он с этим сделать не мог.
Подписали, и мистер Дэнвер засверкал и затеплился сразу.
Он что-то сказал Михаилу Соломоновичу, который сообщил мне:
— Джеймс сказал, что пока тебе будут снимать ломку, я не понадоблюсь, но потом, возможно, придется снова прибегнуть к моим услугам. Еще он предлагает тебе, как только ты будешь в состоянии, подучить английский, потому что я не смогу присутствовать с тобой у психотерапевта.
Почесал я башку и говорю ему:
— Да хуево мне, Мишаня, скажи ему.
Михаил Соломонович что-то сказал мистеру Дэнверу, и меня повели в палату, дали такую же белую пижаму, как у всех здесь, потом забрали на кардиограмму, взяли кровь на анализ и поставили капельницу, от которой я быстро уснул.
Первые две недели я почти я не помню. Ох и не врал мужик, когда говорил, что переводчик мне не понадобится. Зоя рассказывала, что в рехабах они дают переспать ломку, просыпаешься уже чистеньким.