Я посмотрел на нее, а потом вдруг мне захотелось упасть ей в ноги и целовать ее запыленные туфли.
Она отогнала эту мысль о Нероне, отвадила ее от меня, словно у нее была какая-то волшебная, тайная сила.
Я сказал:
— Вы идите в церковь. Там вам, может, помогут.
Вышел Нерон, за ним семенила Света, Арина осталась что-то обсудить с батюшкой. Когда она присоединилась к нам, мы вчетвером пошли в "Баскин Роббинс", но все было уже не так.
Света умоляла меня остаться и поиграть в "Нашу семью", даже прельщала меня тем, что я смогу быть Ией, но я остался непреклонен.
— Меня дома ждет жена, — сказал я. — У нее в животе малыш, она будет очень грустить, если я не приеду.
Жена — это, конечно, было упрощение.
Нерон так и не спросил меня, что случилось в церкви.
А ночью, после секса с Сашей (я приучился быть с ней очень осторожным, хотя в любом случае будил ребенка), я ее спросил:
— А кем ты меня видишь через десять лет?
— Получателем социальных услуг, — сказала Саша. — Если ты не завяжешь с героином.
Она помолчала, положила руку себе на живот.
— Или ты умрешь. Или ты попадешь в тюрьму. Хотя это тоже получатель социальных услуг, фактически.
Я сказал:
— Неужели вот это и все, чего я добился? Узбечьи жопы, склады, дилерские морды. А как же по-настоящему великие дела?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, — сказал я. — Как же делать что-то реальное и значимое? Чтобы обо мне снимали фильмы криминальные.
— Конечно, ты же у нас Лаки Лучиано.
— Кто?
— Неважно, — сказала она. — Тебе правда интересно, что я думаю?
— Что ты думаешь? — спросил я, положив руку ей на живот. Мелкий тут же пнул мне ладонь, откликнулся на мое присутствие. Смешно, конечно, что он света белого не видел, а уже общается. Люди всегда люди. И до рождения тоже. И после смерти, я надеюсь, даже.
— Я думаю, — сказала Саша. — Что все это не имеет смысла. Но какая разница, что думаю я? Это твоя жизнь, и ты должен добиваться того, чего ты хочешь. Это единственное, что сделает ее сносной.
Я задумчиво водил пальцами по ее животу, отбивая атаки мелкого. Темпераментом он явно пошел в батю.
— Все, что хочу? — спросил я. Саша кивнула.
Когда она уснула, я снова стал думать мысль, которую не закончил тогда, в церкви.
Я должен был убить Марка Нерона. Просто потому, что такой выходил расклад. Потому, что это было правильно.
В самой этой мысли было больше любви и уважения, чем вы можете себе представить. Я хотел стать им, очень хотел. Хотел занять его место в каком-то, ну, высоком смысле, хотел душу, как у него, а не тачку, как у него.
И я понимал, что Марк на моем месте действовал бы, не раздумывая.
Во-первых, конечно, главный знал, что кто-то влиятельный хочет смерти Нерона, и он самоустранился. Во-вторых, Нерон был (я уже так подумал и тогда! был!) скрытный, всей нужной для работы информации не имелось даже у меня. Но я располагал хоть чем-то, и это, в сложившейся ситуации, будет много. Лучше кандидата на его место нельзя себе и представить.
Понимаете, все было так естественно. Я ни на секунду не переставал ценить Нерона и мою дружбу с ним. Ни на самую секундочку, вот вам крест.
Просто нереально глупо было упускать такой шанс. Это не имело никакого отношения к моему сердцу, задействована была только голова.
Я знал, если сейчас все проебу по сентиментальности, то место Марка Нерона не займу уже никогда. Я верил, что слабость его была минутной, что он выкрутится, возможно, даже помирится с этим своим влиятельным человеком, в десна с ним еще будет целоваться.
А я? Где останусь я? Вечным Марковым помощником?
Подняться выше, пока Марк Нерон есть в этом сложном мире, я никак не мог. Есть просто такой момент: каждый проживает только свою жизнь.
А все-таки почему я так поступил? Ну какого хуя мне не сиделось на своем месте? Я был очень богатым человеком. Вполне влиятельным. У меня был доступ к героину.
Но это все тоже, как наркотик, просто не можешь остановиться, когда топчешься на месте, это рвет тебе сердце. Нужно забираться все выше и выше, пока ты жив.
Сначала эта мысль показалась мне ужасной, особенно херово было то, как естественно она пришла. Я додумал ее, проговорил все это про себя и решил больше никогда не вспоминать о такой дряни.
Но в голове уже отстукивал метроном, как в кабинете моего психотерапевта из Майами.
Я знал, это вопрос времени, когда дела Марка Нерона пойдут на лад. Знал я и что другого приступа откровенности с ним может никогда не случиться.
У меня был шанс. Один на миллион. Кто такой шанс спустит в унитаз, тот полный лошара, тому ничего в жизни и не светит.